Кристин Сэлингер - Семейные тайны

Его следующее ощущение — покачивание в дымке дурмана. Рядом кто-то храпит. Комната темная, койка узкая и жесткая. В заляпанное окно сочится неяркий свет. Монотонно пыхтят и сигналят какие-то аппараты. Чтобы не слышать раздражающих звуков, он провалился в небытие.

Он находился в критическом состоянии два дня. Ему повезло — он выжил. Так ему сказали. Миловидная сиделка с утомленными глазами и седой врач с тонкими губами. Он им не поверил. И как тут поверишь, если головы от подушки не оторвать, а умопомрачительная боль возвращается каждые два часа, словно заводная?

Потом его навестили полицейские. Он был в сознании и чувствовал себя сравнительно сносно после дозы морфия, значительно притупившей адскую боль. Но не чутье. Он с первого взгляда узнал в вошедших полицейских. По походке, по обуви, по глазам. Они могли бы и не махать перед его носом своими удостоверениями.

— Закурить есть? — Этот вопрос Филипп задавал всем, кто проходил мимо. Он страдал без сигарет, хотя понимал, что у него не хватит сил даже на одну затяжку.

— Мал еще, чтоб курить. — Первый полицейский, изобразив отеческую улыбку, опустился на краешек кровати.

Хороший коп, устало отметил Филипп.

— Я взрослею с каждой минутой.

— Тебе повезло, что не умер. — Второй полицейский, сохраняя суровый вид, вытащил блокнот.

А это плохой коп, решил подросток. Он почти забавлялся.

— Мне все так говорят. А что произошло-то, черт возьми?

— Это мы собирались выяснить у тебя. — Плохой Коп приготовился записывать.

— Меня подстрелили.

— Что ты делал на той улице?

— Кажется, шел домой. — Филипп уже придумал, как вести себя на допросе, и теперь смежил веки. — Точно не помню. Может… из кино? — Придав голосу вопросительную интонацию, он открыл глаза. Плохой Коп, разумеется, не клюнул на его ложь, ну и черт с ним. Что они ему сделают?

— Какой фильм смотрел? С кем?

— Да не знаю я. В голове путаница. Я вроде бы шел-шел, а потом вдруг оказался в канаве мордой в грязь.

— Ты просто расскажи все, что помнишь. — Хороший Коп положил руку ему на плечо. — Не торопись.

— Все произошло очень быстро. Я услышал выстрелы… так мне показалось. Потом кто-то закричал, а в следующую секунду что-то взорвалось в моей груди. — Он почти не лгал.

— Машину видел? А того, кто стрелял?

Оба вопроса осели в мозгу, как ржа на металле.

— Машину, кажется, видел… темного цвета. Буквально одно мгновение.

— Ты ведь из группировки «Горячих»?

Филипп перевел взгляд на Плохого Копа.

— Иногда тусуюсь с ними.

— Три трупа из тех, что мы подобрали на той улице, были представителями «Племени». Им повезло меньше, чем тебе. «Горячие» и «Племя» — заклятые враги.

— Да, так говорят.

— В тебя всадили две пули, Фил. — Глаза Хорошего Копа светились участием. — Еще миллиметр, и ты скончался бы на месте. А ведь ты не глупый парень и должен понимать, что незачем обманывать себя, выгораживая подонков.

— Я ничего не видел. — Он никого не выгораживал. Просто хотел выжить. Если он проболтается, ему крышка.

— В твоем бумажнике нашли двести с лишним баксов.

Филипп пожал плечами и тут же пожалел об этом: движение отозвалось во всем теле острой болью.

— Вот как? Значит, мне будет чем заплатить за мое пребывание в этом «Хилтоне».

— Не умничай, паршивец. — Плохой Коп склонился к нему. — Таких, как ты, я вижу каждый божий день, черт возьми. Ты и дня не провел на свободе, как уже очутился в сточной канаве, истекая кровью.

Филипп и бровью не повел.

— Выходит, если меня подстрелили, я нарушил условия моего досрочного освобождения?

— Откуда у тебя деньги?

— Не помню.

— Ты крутился в районе наркоторговли.

— Вы нашли у меня наркотики?

— Возможно. Ты, конечно, не помнишь?

Хороший вопрос, подумал Филипп.

— Помнить не помню, а от порошка бы сейчас не отказался.

— Не зарывайся. — Хороший Коп поднялся с кровати. — Послушай, сынок, поможешь нам, мы поможем тебе. Ты же не раз имел дело с властями, знаешь, как это бывает.

— Если бы ваша система работала, я сейчас не валялся бы здесь. Я видел все, прошел через все, вы меня ничем не удивите. О Боже, да если б я знал, что затевается какая-то заварушка, ноги бы моей там не было.

Внимание полицейских отвлек шум, внезапно донесшийся из коридора. Филипп же просто закрыл глаза. Он-то сразу узнал разъяренный голос.

Опять накачалась, была его первая и последняя мысль. И, когда она ввалилась в палату, он, подняв веки, увидел, что не ошибся. Стриптизершам, подрабатывающим проституцией, для поддержания тонуса непременно требуются алкоголь и наркотики.

На свидание вырядилась, отметил подросток. Соломенные волосы начесаны, взбиты и уложены с помощью лака, лицо в броне вульгарного макияжа, уродовавшего миловидные черты. Природа наделила ее неплохой фигурой, благодаря которой она и не сидела без куска хлеба.

Утянутая в узкие джинсы и короткую маечку, она процокала на высоких тонких каблуках к его кровати.

— А кто за все это будет платить, черт побери? От тебя одни неприятности.

— Привет, ма, я тоже рад тебя видеть.

— Не подлизывайся. Мне легавые проходу не дают по твоей милости. Все, я сыта по горло. — Она смерила быстрым взглядом мужчин, стоявших по обе стороны кровати, и, как и сын, мгновенно признала в них полицейских. — Ему почти четырнадцать. С этого дня я за него не отвечаю и не приму в своем доме. Не желаю больше, чтобы полиция и социальные службы дышали мне в затылок.

Она отпихнула медсестру, которая попыталась схватить ее за руку, и приблизила к подростку свое лицо.

— И че ты не сдох?

— Не знаю, — тихо отозвался Филипп. — Я пытался.

— Ты всегда был идиотом. — Она зашипела на Хорошего Копа, оттащившего ее от кровати. — Никакого от тебя толку. И не смей являться ко мне, когда выйдешь отсюда. Ты мне больше не сын. — Ее силком выпроводили за дверь, но она и в коридоре продолжала орать и сквернословить, требуя, чтобы ей дали подписать бумаги, освобождающие ее от этого проклятого выродка.

Филипп обратил взгляд на Плохого Копа.

— И вы полагаете, что можете испугать меня? Я всю жизнь так живу. Хуже некуда.

Спустя два дня в палату вошли двое незнакомых людей: крупный мужчина с пронзительно-голубыми глазами на широком лице и веснушчатая женщина с непослушными рыжими волосами, выбивающимися из узла на затылке. Женщина взяла папку с его историей болезни, лежавшую в ногах кровати, и быстро ознакомилась с ее содержанием.

— Здравствуй, Филипп. Я — доктор Стелла Куинн. А это мой муж, Рей.

— Да, и что?

Рей пододвинул стул к кровати и, довольно крякнув, сел. Потом чуть склонил набок голову и внимательно посмотрел на раненого подростка.

— Ты угодил в чертовски неприятную переделку, верно? Хочешь выпутаться из нее?