Кристин Сэлингер - Семейные тайны

— Я еще только осматриваюсь.

— Значит, ты пока не намерена уезжать?

— Нет. Побуду здесь немного.

— Чтобы оценить всю прелесть городка у воды, нужно пожить в нем некоторое время. Пойдем со мной завтра под парусами?

— А разве ты не возвращаешься в Балтимор?

— В понедельник.

Сибилл молчала в нерешительности, но потом напомнила себе, что именно за этим она сюда и ехала. Нельзя отказываться от приглашения, если она желает разобраться что к чему.

— Тогда с удовольствием. Только, по-моему, моряк из меня никудышный.

— Это мы выясним. Я заеду за тобой. В десять — в половине одиннадцатого?

— Да, в самый раз. А вы, полагаю, все плаваете?

— Вплоть до собак. — Филипп расхохотался, увидев выражение ее лица. — Не волнуйся, с собой мы их не возьмем.

— Я не боюсь собак. Просто не привыкла к ним.

— У тебя никогда не было щенка?

— Нет.

— И кошки тоже?

— Нет.

— И рыбок?

Сибилл рассмеялась, качая головой.

— Нет. Мы ведь постоянно переезжали с места на место. Когда жили в Бостоне, я дружила в школе с одной девочкой. У нее тогда ощенилась собака. Кутята были такие милые. — Странно, что она теперь вспомнила тот эпизод, думала Сибилл. Ей так хотелось взять домой одного из тех щенят. Но родители конечно же не разрешили. В доме, где стояла антикварная мебель и принимали важных гостей, собаке не было места. Это исключено, сказала мама. И разговор был исчерпан. — Теперь я все время в разъездах. Обзаводиться питомцами было бы непрактично.

— И где тебе больше нравится? — поинтересовался Филипп.

— Я легко приспосабливаюсь. Меня устраивает любое место, где бы я ни жила.

— Значит, в данный момент тебя устраивает Сент-Крис.

— В общем-то да. Занимательный городок. — Она посмотрела в окно. В водах залива отражалась мерцающими бликами плывущая по небу луна. — Ритм жизни неспешный, но не вялый. Настроение меняется, как погода. За несколько дней я научилась отличать местных жителей от туристов. И лодочников от всех остальных.

— Каким образом?

— Каким образом? — Она рассеянно посмотрела на него.

— Как ты отличаешь одних от других?

— По самым типичным признакам. Смотрю на набережную из окна и наблюдаю. Туристы, как правило, представлены парами; это чаще всего супруги. Но встречаются и одиночки. Они гуляют, заглядывают в магазины, берут напрокат лодки. Общаются только друг с другом или себе подобными. Потому что все они в незнакомой среде. У многих фотоаппараты, карты, бинокли. Местные же появляются на набережной с определенной целью. По долгу службы или еще зачем-то. Они останавливаются на минуту, чтобы поприветствовать соседа, и скоро раскланиваются, торопясь по своим делам.

— Почему ты наблюдаешь из окна?

— Мне твой вопрос непонятен.

— Почему ты сама не спускаешься на набережную?

— Я там бываю. Но точное представление легче составить, когда наблюдаешь со стороны.

— Думаю, являясь непосредственной участницей сцены, ты получила бы более разнообразные впечатления. — Он обратил взгляд к официанту, подошедшему подлить им вина и предложить десерт.

— Только кофе, — попросила Сибилл. — Без кофеина.

— То же самое. — Филипп подался вперед. — В твоей книге есть раздел, в котором ты анализируешь такой способ самосохранения, как отстраненность, на примере человека, лежащего на тротуаре, которого люди обходят стороной, отворачивая от него взгляды. Некоторые замедляют шаг, но не останавливаются.

— Равнодушие. Разобщенность.

— Именно. Но ведь всегда найдется кто-то, кто в итоге остановится и попытается помочь. А когда один отказывается от принципа отстраненности, его примеру следуют другие.

— Когда принцип отстраненности нарушен, другим легче переступить черту. Многие даже видят в этом насущную необходимость. Труднее всего сделать первый шаг. Я проводила подобные исследования в Нью-Йорке, Лондоне, Будапеште, и результат везде был один и тот же. Это психология выживания жителей большого города. Избегай зрительного контакта на улице, не замечай бездомных.

— А чем отличается тот первый человек от остальных?

— У него инстинкт самосохранения менее развит, чем склонность к состраданию. Или же он более импульсивный по натуре.

— То-то и оно. Он живет полноценной жизнью, а не проходит по ней стороной. Он живет, а не существует.

— По-твоему, если я наблюдаю, значит, я не живу, а существую?

— Не знаю. Но думаю, быть участником событий гораздо интереснее и полезнее, чем наблюдать за ходом жизни издалека.

— Я занимаюсь наблюдениями и нахожу это занятие вполне интересным и полезным.

Не обращая внимания на официанта, расставлявшего перед ними чашки с кофе, Филипп приблизил к ней свое лицо и заглянул в глаза.

— Но ведь ты ученый. Опыты — твоя стихия. Почему бы тебе самой не принять участие в эксперименте? С моим участием.

Сибилл опустила глаза, глядя, как он кончиками пальцев теребит ее пальцы. По телу медленно разливался жар.

— Впервые слышу, чтобы приглашение в постель выражалось в столь своеобразной иносказательной форме.

— Вообще-то я имел в виду другое, но… если ты ответишь согласием, я буду только признателен. — Филипп сверкнул улыбкой, встречая ее настороженный взгляд. — На самом деле я хотел предложить прогуляться по набережной, когда допьем кофе. Но если ты предпочитаешь лечь со мной в постель, мы будем в твоей гостинице уже через пять минут.

Сибилл не стала отворачиваться, когда он склонил к ней лицо и принялся целовать ее с ленивой невозмутимостью, обещавшей обратиться в страсть. Стоит ей только захотеть. А она хотела. Очень хотела. И удивлялась себе. Потому что ей требовалось вот в это самое мгновение ощутить взрыв жгучих чувств, в котором сгорели бы все ее тревоги, сомнения и внутренняя напряженность.

Но она всю жизнь вырабатывала в себе привычку укрощать свои несвоевременные желания и потому сейчас положила ладонь ему на грудь и легонько оттолкнула, прерывая поцелуй, отдаляясь от соблазна.

— Я предпочитаю прогуляться.

— Тогда пошли.

Он желает большего. Следовало сразу сообразить, что несколько коротких поцелуев только разожгут в нем аппетит. Но он не ожидал, что будет чувствовать влечение к ней так остро. Может, виной тому задетое самолюбие, размышлял Филипп, ведя ее за руку по набережной. Ведь она реагировала на его ласки с полнейшим самообладанием. Вот бы соскоблить с нее защитный покров благоразумия и рассудительности, слой за слоем, и отыскать под ним женщину. Докопаться до голых чувств и рефлексов.

Филипп едва не рассмеялся над собой. Конечно, в нем говорит самолюбие. Насколько он может догадываться, доктор Сибилл Гриффин намерена держать его на расстоянии.

Что ж, он принимает вызов. Трудно отказать себе в удовольствии потягаться с таким противником.