Кристин Сэлингер - Семейные тайны

— Ты была замужем?

— Формально. Это не… — Она повернулась к нему лицом, намереваясь объяснить, как все было, но наткнулась на его губы — требовательные, теплые. У нее возникло ощущение, будто она качается на медленной волне, погружается в ласковую мерцающую воду. Внутри все обратилось в тягучую жидкость. Сюрприз, который она не учла. — Это нельзя считать настоящим браком, — наконец вымолвила она, откидывая голову.

Его губы поползли по ее шее.

— Допустим.

Он удивил не только ее, но и себя. Ее неожиданная покорность вызвала прилив жгучего желания, неуемную потребность трогать ее, ласкать, мять соблазнительные округлости, проступающие под тонкой хлопчатобумажной блузкой. Хотелось целовать ее пылко и горячо, наслаждаясь тихими стонами удовольствия, клокочущими в ее горле.

Идя на поводу у своего желания, трогая и целуя ее, он почувствовал, как она обняла его и зарылась ладонями ему в волосы. Биение ее сердца эхом отдавалось в его груди.

— Нет, — в панике воскликнула Сибилл, когда он стал расстегивать пуговицы на ее блузке, и дрожащими пальцами накрыла его ладони. — Ты слишком торопишься. — Она зажмурилась, пытаясь обрести контроль над собой, над своими инстинктами. Разве за удовольствиями она сюда ехала? — Прости. Я не могу так быстро.

Нелегко обуздать зов собственного естества, требующий пренебречь правилами и просто подмять ее под себя на палубе, подчиняя своей воле. Напряженными пальцами он приподнял ее лицо за подбородок. Нет, нелегко, повторил про себя Филипп, читая отказ в ее затуманенных страстью глазах. Но необходимо.

— Ладно. Не будем торопиться. — Он провел большим пальцем по ее нижней губе. — Расскажи о том, кто не в счет.

Мысли путались, теснясь на задворках разума, а под пристальным взглядом его рыжевато-карих глаз разброд в голове лишь усиливался.

— О ком?

— О муже.

— О… — Она отвела взгляд, стараясь дышать ровно и глубоко.

— Что ты делаешь?

— Это система упражнений на дыхание. Чтобы расслабиться.

К нему вернулось чувство юмора.

— И как, помогает? — спросил он, озорно улыбаясь.

— Как правило.

— Интересно! — Он поменял положение, усаживаясь с ней бок о бок, и стал дышать по ее примеру. — Итак, парень, с которым ты состояла в формальном браке?..

— Это было еще в институте, в Гарварде. Он учился на химическом факультете. — Не разжимая век, она привела в состояние расслабленности носки, потом стопы, лодыжки. — Нам обоим тогда едва стукнуло по двадцать. Мы просто поддались наваждению.

— И тайком поженились?

— Да. А жили каждый в своем общежитии. Так что браком это нельзя назвать. Прошло несколько месяцев, прежде чем мы решились поставить в известность родителей. Потом, разумеется, начались неприятные сцены.

— Почему?

— Потому что… — Она распахнула глаза навстречу ослепительному солнцу. Что-то плюхнулось в воду у нее за спиной, и вновь тихий плеск кротких волн, облизывающих борта судна. — Мы не подходили друг другу, не имели толковых планов на будущее. Мы были еще слишком молоды. Расстались тихо, мирно, цивилизованно. Развод был оформлен быстро.

— Ты его любила?

— Мне было двадцать лет. — Ей уже удалось изгнать напряжение почти из всего тела, до уровня плеч. — Тогда я, конечно, думала, что любила. В юности легко принять увлечение за любовь.

— И это говорится с высоты какого возраста — двадцати семи, восьми?

— Мне уже тридцатый. — Сибилл протяжно выдохнула и, теперь уже спокойная, удовлетворенная своим состоянием, повернулась к Филиппу. — Сто лет не вспоминала о Робе. Хороший был мальчик. Надеюсь, он счастлив.

— И это весь твой «богатый» опыт?

— Получается, что так.

Филипп кивнул. Грустная история, подумал он.

— В таком случае вынужден заметить, доктор Гриффин, что, согласно придуманной вами шкале, именно вы не придаете серьезного значения взаимоотношениям между мужчиной и женщиной.

Сибилл открыла рот, намереваясь возразить, но мудро воздержалась. Вместо этого с непринужденным видом взяла бутылку с вином и наполнила оба бокала.

— Возможно, ты прав. Пожалуй, над этим стоит подумать.

Сет охотно соглашался приглядеть за Обри. С тех пор как Этан и Грейс поженились, малышка стала ему племянницей. Ему нравилось называться дядей. Это давало ему право чувствовать себя взрослым, наполняло сознанием собственной важности. К тому же Обри не доставляла много хлопот: ей бы только бегать по двору. И каждый раз, когда он бросал мяч или палку одной из собак, она заливалась веселым смехом. Ну на что тут можно жаловаться? Удовольствие, да и только.

А до чего она мила и забавна! Очаровательное личико обрамляют золотистые курчавые волосы, большие зеленые глаза с восхищением смотрят на все, что бы он ни делал. Ему вовсе не жалко уделить ей час-два своего времени в теплый воскресный день.

Он не забыл, где находился всего год назад. Там не было большого двора, подступающего к самой воде; не было леса, по которому так интересно бродить; не было собак, с которыми можно резвиться; не было маленькой девочки, взиравшей на него с восторгом, как на лихого супермена.

Год назад он влачил кошмарное существование в грязных комнатушках на третьем этаже, а окна этих комнатушек выходили на улицу, которая к ночи превращалась в зловещий базар, где все имело свою цену. Секс, наркотики, оружие, страдания.

И он знал, что спускаться на эту улицу с наступлением темноты категорически запрещено. Что бы ни происходило в грязных комнатушках.

Тогда до него никому не было дела. Никто не беспокоился, сыт ли он, выкупан, болен или напуган. Там он никогда не чувствовал себя героем и даже ребенком себя не чувствовал. В глазах окружающих он был вещью. Вещью, за которой охотятся. Это он быстро усвоил.

Глория на том базаре торговала собой напропалую. Приводила в грязные комнатки подонков всех мастей, отдаваясь любому, кто соглашался ей заплатить.

Год назад Сет не верил, что когда-нибудь будет жить иначе. А потом приехал Рей и увез его в дом у воды. Рей показал ему другой мир и пообещал, что он никогда не вернется к прежнему существованию.

Рей умер, но обещание свое сдержал. И теперь Сет мог играть на большом дворе, подступающем к самому берегу, бросая мяч или палку собакам под звуки счастливого смеха маленького ангелочка.

— Сет, дай я! Дай я! — Пританцовывая на пухлых крохотных ножках, Обри тянула руки к облезлому мячу.

— Ладно, бросай.

Он с улыбкой наблюдал, как малышка, сосредоточенно морща лоб, готовится к броску. Мяч плюхнулся на землю всего в нескольких дюймах от ее ступней в ярко-красных тапочках. Саймон тут же поймал его, чем вызвал радостный визг девочки, и, держа мяч в зубах, вежливо вернул ей.