Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга первая

— Неужели вы так любите море?

— Ах, мадам! — восторженно воскликнул он. — До той минуты, когда я увидел вас здесь, в гамаке, но не в истоме, словно покорное, заснувшее море, а в волнении, точно океан, который пытается усмирить свои порывы, да, когда я увидел вас подле этого кавалера, то в ту же секунду поклялся себе, что никогда в жизни не стану более писать ничего, кроме полотен, где в центре неизменно будет ваш восхитительный образ…

Мари улыбнулась. Она свесила с гамака одну руку, и та слабо болталась в воздухе при каждом ее движении.

— Вы очень любезны, — проговорила она. — И все же вы заставили меня покраснеть от смущения. Да, вы любезны, снисходительны… и, надеюсь, неболтливы…

— О, в этом можете не сомневаться! — с уверенностью вскричал он. — Мои глаза видят только то, что способны запечатлеть моя кисть или мелки пастели…

Она обратила на него свой взор. На лице его сияла все та же приветливая улыбка, что и в тот момент, когда он появился. Однако впервые ей показалось, будто она заметила в ней что-то насмешливое, ироническое, и от этого ей вдруг сразу стало немного не по себе, однако не настолько, чтобы не ответить на его улыбку.

— Насколько я понимаю, — проговорила она, — вы явились, чтобы поговорить со мной о господине де Сент-Андре, не так ли…

Лицо кавалера внезапно приняло какое-то более замкнутое выражение.

— Так оно и есть, мадам, — ответил он. — Я познакомился с вашим супругом на Гваделупе, где он вверил себя покровительству господина Уэля. Когда он узнал, что мой корабль сделает остановку на Мартинике, он стал говорить со мною о вас.

— Ах, вот как! — с равнодушным видом заметила она. — Он говорил с вами обо мне? И что же, интересно, он вам говорил, в каких выражениях?..

— Мадам, — вновь обратился к ней шотландец, — на сей раз еще более серьезным тоном, — господин де Сент-Андре ничего не говорил мне о причинах, которые заставляют вас жить отдельно от него… По правде говоря, в тот момент это не вызвало у меня ни малейшего любопытства, теперь же, с тех пор как я увидел вас, этот вопрос не дает мне покоя… Ведь что говорить, господин де Сент-Андре человек уже в годах… И, признаться, я вовсе не ожидал в лице его супруги встретить существо столь юное и столь восхитительно прелестное…

— Полноте, — заметила она, — неужели он и вправду не сказал вам, почему я не последовала за ним?

— Мадам, — возразил кавалер, — мне не хотелось бы касаться этого вопроса. Я подумал, во всяком случае, мне так показалось, что есть иные узы, которые привязывают вас к этой земле… И я догадался об этом по тому, что доверил мне передать вам господин де Сент-Андре, ибо вот его послание, слово в слово. Он сказал: «Передайте мадам де Сент-Андре следующее: «Если одиночество, на которое обречена она теперь превратностями войны, станет ей невмоготу, то пусть знает, что всегда найдет подле меня ту привязанность и счастье, на какие имеет право. Скажите ей, что я ни на мгновенье не перестаю думать о ней и не держу на нее никакого зла за то, что случилось…»

— Короче говоря, — холодно проговорила Мари, — вы вообразили, будто у меня есть любовник и что это он разлучил меня с господином де Сент-Андре…

Кавалер сделал уклончивый жест, однако молчание показалось молодой женщине утвердительным ответом.

— К несчастью, — снова продолжила она, будто разговаривая сама с собою, — я вовсе не думаю более о господине де Сент-Андре… Увы, я не могу сказать вам больше. Мне должно хранить тайну… Догадываюсь, что мое поведение покажется вам весьма странным. Но нет, сударь, у меня нет любовника… Во всяком случае, пока… Не сомневаюсь, что на то была воля Божья, и вы не можете себе представить, как благодарна я вам…

— Вам не за что благодарить меня, мадам…

— Нет, вы неправильно меня поняли. Я испытываю к вам живейшую благодарность, ибо это, конечно, сам Господь прислал вас ко мне на помощь.

Кавалер де Мобре опустил голову и вздохнул.

Мари рукою, которая свешивалась с гамака, взяла его за руку и продолжила:

— Вы ведь удивлены, не так ли? Вы воображали, будто я стану хитрить с вами, сочинять какие-нибудь небылицы?.. Но нет, я не так глупа! Поверьте, ведь я прекрасно знаю, что вы видели меня в объятьях губернатора…

— О мадам! — проговорил кавалер. — Я не жду от вас — никаких исповедей. Я явился сюда только затем, чтобы передать вам послание от вашего мужа, вот и все…

— Я знаю, — ответила она, — однако есть люди, чье мнение нам безразлично, а есть другие, чьим уважением мы дорожим. Вот вы, кавалер, как раз из тех. Именно потому, что вы явились в нужный момент, вы дали мне возможность остаться самой собой. Благодаря вам я избежала большой беды, за которую корила бы себя всю жизнь… Если бы вы вовремя не появились, я, наверное, даже не осмелилась бы более посмотреть на себя в зеркало! Однако все, что я говорю вам, возможно, ничего уже не может изменить. Должно быть, у вас уже сложилось обо мне представление силою обстоятельств, просто потому, что вы появились в момент преступной слабости с моей стороны, в момент слабости женщины одинокой, покинутой, предоставленной самой себе в этом климате, где люди, вещи и события обретают совсем иной смысл, иную ценность, чем у нас, где чувства делаются такими же знойными и обильными, как и сама природа… Да, у вас сложилось обо мне представление ложное и, конечно, не слишком-то благоприятное… Ах, сударь! Мне известно, что женщины вашей страны более холодны, во всяком случае, они лучше могут противостоять этому знойному солнцу, этой широте, которая придает всему такие нелепые размеры…

— Замолчите, мадам! — воскликнул кавалер каким-то вдруг переменившимся серьезным, резким тоном. — Замолчите, прошу вас… Вы ведь не знаете меня… Нет, вы не знаете, что за существо кроется за внешностью художника флота его величества, который рисует сцены битв и абордажей! За обличьем живописца идиллических сцен, о которых я говорил вам, скрывается самый развращенный человек на этой земле!

— Да полно вам, кавалер! Вижу, вы к тому же еще и мастер рисовать все в черном свете! Вам ни за что не удастся убедить меня, будто за той внешностью, какую я вижу сейчас перед глазами, действительно скрывается этакий злодей!

— Напрасно вы мне не верите… — как-то хрипло изрек он. — Если бы я еще не держал себя в руках, то принял бы ваши слова за вызов, и тогда, о Боже, дьявол, если мне будет позволительно произносить рядом эти два имени, ибо они равным образом присутствуют во мне, так вот, дьявол, да именно дьявол сделал бы с нами все, что захотел!

Мари продолжала смеяться. Однако уже не так непринужденно, как прежде, ибо тон, каким говорил этот молодой человек, взволновал ее и даже вселил какой-то безотчетный страх.