Джилл Шелдон - Забвение

Слейтер вздохнул.

— Чего ради я должен вам верить?

— Потому что это правда, — ответил старик. — Я знаю, насколько скверно выгляжу после всех этих липовых приказов и отчетов за моей подписью. Но такой специалист, как вы, должен был сразу понять, что к этому приложил руку кто-то другой.

— Вы разорились, — жестко напомнил Клейтон. — И могли прийти в отчаяние.

— Верно. Но это не моя работа.

— Тогда почему вы позволили расправиться со мной? — гневно спросил Слейтер. — Почему не остановили этих мерзавцев, хотя было достаточно одного вашего слова?

Ответа не последовало.

— Все, что у вас есть, принадлежит Блокуэллу, — сказал Клейтон. — Но официально владельцем компании продолжаете считаться вы. Почему?

Бродерик продолжал молчать.

Слейтера словно ударили по голове.

— Шантаж, — пробормотал он. Подтверждения не требовалось.

— Слейтер…

— Это шантаж?

— Да, — судорожно прошептал старик. — Я рассчитывал, что ты сумеешь это доказать.

— Клянусь, — яростно перебил его Клейтон, — если это отразится на Хоуп, если она пострадает из-за вашей слабохарактерности, вашей глупости…

— Ты думаешь, я не ломаю над этим голову день и ночь? Я… — Старик снова умолк.

Слейтер откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и начал их тереть. Он ждал, пока вконец расстроенный Бродерик возьмет себя в руки. От боли и раскаяния, звучавших в его голосе, у Клейтона сводило кишки.

— Это не коснется ее, — как клятву произнес старик. — Я не позволю.

— У вас нет выбора, — мрачно сказал Клейтон и потрогал повязку на ребрах. — Вы имеете дело с очень крутыми парнями. Я испытал это на собственной шкуре. — При мысли о том, что Хоуп тоже может пострадать, у него заныло под ложечкой.

Трент — негодяй, и Хоуп уже пострадала от него.

— Скажите мне, что это не Блокуэлл.

Молчание было красноречивее слов.

— Черт побери. — Клейтон с шумом выдохнул. — Так и есть. — От ярости у него потемнело в глазах. — Вы натравили на нее этого ублюдка и продолжали настаивать на своем, прекрасно зная, на что он способен! Вы сукин…

— Это был единственный способ заставить Хоуп держаться от него подальше.

— Что?!

Бродерик прерывисто вздохнул.

— Слейтер, можешь думать обо мне что угодно, но я знаю свою дочь. Достаточно было приказать ей выйти за Блокуэлла, чтобы она начала шарахаться от него как от чумы. Хоуп ненавидит, когда ее заставляют. Так было всегда. На это я и рассчитывал.

Невероятно…

— Ну что ж, валяйте, добивайте собственную дочь! — сердито выпалил Клейтон.

— Нет! Больше ни за что.

— Что вы хотите сказать?

— Я воспользовался этим не самым гуманным способом только один раз, когда Блокуэлл потребовал ее в жены. Я понял, что единственная возможность уберечь Хоуп — это сделать вид, что я настаиваю на этом браке. И все получилось! — ликующе сказал Бродерик. — Ничто другое не помогло бы.

— Эта война еще не кончилась, — угрюмо уронил Слейтер. — Он не отступится.

— Я знаю, — печально прошептал старик.

— Хоуп знает, что вы разорены? Что все принадлежит Тренту, включая большую часть дела?

— Нет. И не должна узнать, — быстро сказал Бродерик. — Не вздумай рассказывать ей! Она с ума сойдет от беспокойства. Хоуп сделает для меня все, Слейтер. Все. Даже…

— Даже принесет себя в жертву. Я ничего на скажу ей, — пообещал Клейтон, зная, что собеседник прав. Если Хоуп решит, что отцу нужна помощь… Это будет уже не дурной сон, а настоящий кошмар наяву.

— Буду честен с тобой. Ты мне не нравишься, — выпалил Бродерик. — Но я вынужден доверять тебе, потому что выбора у меня нет. Береги ее… Обещай мне.

— Буду беречь, — с тяжелым сердцем ответил Клейтон. Чего это будет ему стоить? Скрывая от Хоуп правду, он предавал ее.

— Когда-то я причинил ей страшное зло.

Клейтон напрягся.

— Какое зло?

Старик долго молчал, и Слейтер уже решил, что не дождется ответа.

— Ее мать умерла, когда Хоуп было только пять лет, — наконец сказал Бродерик.

— Я знаю. Мне… очень жаль.

— А потом я работал как вол. Пришлось. Работа была для меня всем. Всем, — с горечью добавил он. — Я пользовался ею, чтобы забыть про свою боль, но заодно забыл о боли собственной дочери. Меня заботило только одно: чтобы она не оставалась без присмотра.

Клейтон тяжело вздохнул.

— Да, наверное, для нее это было трудное время, да и для вас тоже.

— Я пренебрегал своими отцовскими обязанностями…

Ничего удивительного, что она выросла такой независимой.

— Она смотрит на это по-другому.

— Я был эгоистом. Я работал с утра до поздней ночи и не позволял себе думать ни о чем другом.

Клейтону переставал нравиться этот разговор.

— А Хоуп?

— Я оставлял ее на попечении совсем посторонних людей, — хрипло признался старик.

— Посторонних?

— Да.

Тут Бродерик умолк. При мысли о том, чем это могло кончиться, у Клейтона побежали по спине мурашки.

— Няни одна за другой увольнялись, — пробормотал его будущий тесть. — Жаловались на слишком долгий рабочий день. Я нанимал следующую и забывал об этом. Так было проще. Если я слишком много думал о ней, слишком часто видел, боль и скорбь возвращались. Хоуп — вылитая мать, — со вздохом прошептал он. Бродерик немного помолчал. — Кончилось тем, что я стал брать на место уволившихся нянек первых попавшихся и даже не требовал рекомендаций.

В голосе старика звучала горечь, и у Клейтона сжалось сердце.

— Что же случилось с Хоуп? — повторил он.

— Одну няньку я нанял по телефону, даже не удосужившись посмотреть на нее.

Бродерик говорил очень тихо, голос его дрожал, наверное, от отвращения к самому себе, но Клейтон не чувствовал к нему жалости. У него самого стоял комок в горле.

— Говорите, черт побери!

— Она била Хоуп. Била по любому поводу. Кулаком по ушам, — с трудом выжал из себя старик. — Вот почему Хоуп не слышит… Это моя вина.

Клейтон не знал, сколько времени он просидел за компьютером, тупо глядя на экран.

Бедняжка Хоуп! Его сердце разрывалось от боли и сочувствия.

Он очнулся от негромкого поскуливания. В ладонь ткнулся холодный мокрый нос. Слейтер раскинул руки, и большая черная собака тут же прыгнула к нему на колени. Он вскрикнул от боли в ребрах, но обвил Молли руками и крепко обнял.

Однако перед глазами по-прежнему стоял образ маленькой, беспомощной, обиженной Хоуп.

— Молли, — хрипло прошептал он. — Как она страдала… Даже думать об этом страшно.

Молли тихонько заскулила и лизнула его в лицо. А затем, почуяв соль на щеках, начала лизать снова и снова. Клейтон закрыл глаза и не стал отгонять ее. Впервые за много лет он обратился к животному за любовью и утешением. Это было приятно.

Он тихонько подтолкнул Молли, она нехотя спрыгнула с его колен. Клейтон заставил себя встать, и теперь собака, вывалив язык, смотрела на него снизу вверх.