Джоанна Бриско - Будь со мной

В электронном почтовом ящике меня уже ждали несколько посланий от МакДары. Я усмехнулся.

«Где ты?» — говорилось в первом. Я стал открывать их все по порядку. «Сопротивляюсь изо всех сил», «Перезвони», «Блин, где тебя носит?», «Экстренное: ТЖ берет за горло». Я рассмеялся, меня рассмешили серьезность, с которой МакДара отнесся к этому делу, и тон его посланий — какой-то детский и очень забавный, все это мне напомнило записочки на тетрадных листах, которыми обмениваются в школе.

«Живи и радуйся», — написал я ему.

«Да пошел ты», — ответил он.

Я прошелся по остальным письмам в почтовом ящике. Наткнулся на незнакомый адрес. Оказалось, это рецензия от Сильвии.

«Черт!» — вырвалось у меня. Я совершенно об этом забыл Пришлось задуматься над последствиями своего поступка. Никогда в жизни я не думал, что буду заказывать рецензию у непрофессионала со стороны. Это так, ерунда, ничего важного, поспешил напомнить я себе. Можно «отложить ее работу в долгий ящик», сослаться на нехватку места, извиниться и заплатить ей символический гонорар. Я долго не мог себя заставить прочитать статью, но мысль о ней не давала мне покоя. Наконец поморщился и открыл присоединенный файл.

На мониторе возникло несколько сотен слов. Я поморщился и принялся читать. Первые два предложения оказались неплохими. Я даже подумал, что она попросила кого-то другого написать рецензию. Фыркнул. Решил прочитать еще пару предложений и заняться другими делами, но увлекся. Статья была живой, убедительной, мысли изложены ярко и выразительно. Это были как раз те качества, которых не хватало ее предполагаемому автору. Сочинение даже можно было назвать смелым, его утонченность граничила с фиглярством и захватывала почти показной эрудицией. Какая-то старая кошелка, на которую я даже не обратил внимания, была представлена как открытый заново гений, который был одним из главных выразителей духа и идей своего времени. Повторяющееся упоминание Айрис Мердок вызвало у меня улыбку: я перечитал письмо еще раз и понял, что это имя было введено специально, чтобы заставить меня улыбнуться. Я задумался. Неужели это лучше, чем то, что написал бы я? Я заглянул в расписание. Материал можно было бы укоротить на пару сотен слов, кое-где подчистить и сдать в середине февраля. Сделал пометку в ежедневнике.

После этого я занялся более насущной бумажной работой, но мысли постоянно возвращались к рецензии Сильвии. Она была подписана «Сильвия Лавинь». И это имя подходило к ней. Я написал ответ в осторожно-поощрительном тоне. Еще одна мысль неожиданно пришла мне в голову. Она написала эту статью вчера днем или ночью. Получается, что она работает быстрее, чем я. «P.S., — добавил я несколько грубоватый постскриптум. — Я бы ни за что не догадался, что это написано тобой. Может, ты заплатила какому-нибудь профессиональному критику?»

Позвонил Лелии. Я и раньше звонил ей из офиса пару раз в день. Только когда пошли гудки вызова, я вспомнил, что нужно будет спросить у нее про ребенка. Сначала накатил панический страх, потом возникло чувство вины. Собственная эмоциональность поразила меня. Я-то считал себя человеком выдержанным, мужчиной, не подверженным воздействию гормонов, практичным, хотя время от времени склонным заниматься самоанализом и жалеть о неверно принятых решениях. Наверное, все-таки внутри меня сидел монстр, упрямое нечеловеческое существо, которое я лишь на время загнал в клетку. Раздалось еще несколько гудков. Наконец она взяла трубку. Ее голос меня успокоил.

— Я была в ванной, — объяснила она.

В папке входящих сообщений появилось письмо от Сильвии Лавинь.

Пока читал его, пришло письмо и от МакДары. «Не связывался с ней весь день, — писал он. — Я скоро на стену полезу. Скажи: что делать? Придумай какой-нибудь стимул. Альтернативу».

«Проститутка?» — написал ему я.

«Но она-то мне мозги трахает, — ответил МакДара. — Как с этим быть? Она замужем… фактически. Как с этим быть?»

«Всему свое время, МакДи, — написал я. — Это у тебя ломка. Завтра, возможно, разрешу один телефонный звонок. С самого утра свяжись со мной».

Улыбнулся. Сердце снова усиленно забилось, когда я в очередной раз получил садистское удовольствие от мучений бедного МакДары.

Кликнул «Ответить» на письме Сильвии. «Но все равно, — написал я, — спасибо».

Позвонила Лелия. Я увидел номер на дисплее телефона.

— Любовный канал слушает, — сказал я, сняв трубку.

По голосу было слышно, что она улыбнулась:

— Хочу сходить в «Джон Льюис» [19] Большой лондонский магазин женской одежды. , — сказала она. — Там открыто допоздна.

— Хочешь сходить? Допоздна?

— Да.

— Мне этого хочется меньше всего на свете, — радостно сообщил я.

— Да знаю я, — сказала она, сдерживая смех. — Знаю. Ты там дуреешь. Но я тут одна с ума сойду. Мне так хочется или на УЗИ сходить, или рассказать всем, но ведь нельзя. О Ричард, мне правда так хочется сходить и купить что-нибудь, какую-нибудь детскую безделушку, это же не будет плохой приметой. Идем со мной. Или мне одной идти?

— Ну конечно, я пойду, — сказал я, понимая, что сегодняшний вечер потерян. Пришло несколько больших корректур, которые мне обязательно нужно было вычитать. Вдруг я понял, что смотрю на бледно-салатную перегородку, которая отгораживала меня от редактора отдела кино. Из курилки, где всегда происходили самые интересные разговоры, доносились звуки оживленного спора, причем дискуссия велась на таких высоких нотах, что было слышно по всему офису.

В папке входящих сообщений снова появилось имя Сильвии Лавинь.

Оксфорд-стрит была вся окутана паром, валившим из ртов вечерних покупателей. Ведя Лелию сквозь толпу, я бережно обхватил ее за талию, словно защищал стеклянный сосуд, содержащий ребенка. Одета она была элегантно, даже изысканно. Магазин, затянутый в светящиеся одноцветные гирлянды, производил такое впечатление, будто мы находимся на каком-то складе или в магазине из другой эпохи — «Маркс энд Спенсер» конца пятидесятых. Но детский отдел, куда мы попали, поднявшись на нескольких эскалаторах, выглядел совершенно иначе: огромный тошнотворно-серый гулкий зал, забитый разнообразными приспособлениями и мазями против раздражений. У меня возникло ощущение, что меня с остальным стадом загнали на молочную ферму. Даже Лелия, похоже, на время утратила свой энтузиазм. Я подумал, что она, может быть, сейчас вспомнила про свои предыдущие неудачные беременности, и взял ее за руку.

Почти с отвращением посмотрел по сторонам. Всяческие молокоотсасыватели и другие, напоминающие орудия для пыток приспособления неведомого мне назначения стояли на полках под гроздьями каких-то штуковин с лямками и клетчатыми кармашками, которые свисали с крючков, как куски туш на скотобойне. После уличного холода прогретый воздух помещения оглушал, нам уже начало казаться, что наши куртки не дают нам дышать.