Фред Стюарт - Титан

— Мне кажется, что я уже сейчас кое-что из себя представляю.

— О? Скромность — имя твое, Флеминг [3] Перефразированная цитата из Шекспира: «Скромность — имя твое, женщина». ?

— Ваша мама, между прочим, невысокого обо мне мнения. Во время обеда я ловил на себе ее взгляды, и знаете, если бы взглядом можно было убить, я был бы сейчас уже у гробовщика.

Диана остановилась у каменной кадки с розовой геранью:

— Я прошу у вас извинения за маму. Она очень мила и обходительна во всем, кроме одной вещи… в отношении которой она непреклонна и неразумна.

— Какой же?

Диана ответила не сразу.

— Мама — страшная антисемитка. Когда папа сообщил ей, что вы наполовину еврей — ему не следовало этого делать, — она заявила, что не хочет вас видеть у себя в доме. Папа боролся за вас в течение нескольких месяцев, пока мама наконец не сдалась. Но я видела, что она вела себя просто ужасно по отношению к вам, и мне за нее стыдно. Вы примете мои извинения?

— Ваши извинения я приму, — сказал он после паузы, сделав ударение на первом слове. — Но наступит миг, когда я сделаю так, что она сама извинится передо мной.

— Надеюсь, что так и будет, только… что-то не верится.

— Хотите пари? Ставлю десять долларов за то, что я ей понравлюсь. Или, по крайней мере, она поговорит со мной еще до окончания вечера. Уверен, что я самый обаятельный еврей-полукровка из всех, что когда-либо рождались на свет.

Она рассмеялась:

— Да вы действительно большой скромник. Ну хорошо, считайте, что мы поспорили. И я искренне хочу проиграть это пари!

— В таком случае поспешим вернуться в дом, чтобы я смог приступить.

Она взяла его за руку, и они вернулись в залу вместе.

Диана Рамсчайлд решила, что ей очень понравился «знаменитый» Ник Флеминг. А его стройная, широкоплечая фигура и смуглое красивое лицо взволновали ее даже больше, чем она хотела бы себе в этом признаться.

Гости занимали свои места в «музыкальной» зале, Альфред уже открыл крышку своего «Стейнвея» и ждал, пока настроят инструменты его партнеры по игре. Ник направился к дивану, на котором, как на троне, восседала миссис Рамсчайлд. Она встретила его приближение холодным взглядом. Он сел рядом. Ее глаза сверкали яростью, а он отвечал на это улыбкой.

— Хотел сделать комплимент по поводу вашего десерта, миссис Рамсчайлд, — начал он. — Это было бесспорно лучшее желе из всех, что мне когда-либо приходилось пробовать. Его можно сравнить, пожалуй, только с тем, чем меня угощала миссис Вандербилт.

Ее ресницы чуть дрогнули при упоминании этого имени.

— О какой миссис Вандербилт вы говорите? — живо спросила она.

— Мать Рэгги, — последовал небрежный ответ. — Мы поигрывали с Рэгги в покер у Кэнфилда, пока я не переехал сюда. Знаете, сегодня был просто изумительный обед.

— Благодарю.

— Мистер Рамсчайлд сообщил, что сегодня они будут играть Моцарта. Я очень люблю сочинения этого композитора. Мой сосед по комнате в общежитии колледжа Байярд Фиппс частенько, бывало, исполнял Моцарта. Конечно, у него это получалось далеко не блестяще, но все-таки…

И снова заинтересованность во взгляде.

— Вы жили в одной комнате с Байярдом Фиппсом? — спросила она.

— Да, в Принстоне. — Он оглядел залу. — Мне очень нравится ваш дом. Здесь так уютно. Никакой гигантомании и показухи, как, например, у Брейкеров.

— Вы бывали у Брейкеров?

— Да, с Рэгги. Но мне там не понравилось. Слишком уж все громоздкое. В Ньюпорте все дома такие. Но ваш особняк — просто совершенство. А ваш вкус, если судить по мебели, весьма изыскан.

Он улыбнулся ей.

К его восторгу, она тоже не удержалась от легкой улыбки.

— Как вам это удалось?! — прошептала Диана, передавая ему на террасе проигранные десять долларов. — Я наблюдала за вами и мамой… Думаю, вы действительно ей понравились.

— Я накидал ей кучу имен людей из общества, с которыми никогда на самом деле даже не виделся, — ответил Ник, широко улыбаясь. — И, конечно, я ей льстил. Довольно грубо, но это действует безотказно.

— Вы чудовище! — рассмеялась она.

— К концу лета я уже буду болтать с ней на идиш.

— С вас станется!

— Как насчет того, чтобы завтра нам вместе пообедать?

— Я вижу, вы довольно шустрый.

— Это не ответ на вопрос.

Она внимательно посмотрела на его лицо, освещенное луной.

«Смазлив, — подумала она. — И остроумен. И вообще очарователен, как сам дьявол!»

— Ну хорошо. Но не советую слишком торопиться, мистер Флеминг. Мне это в мужчинах не нравится.

— О, в таком случае, — невинно ответил он, — я буду с вами эдаким неуклюжим увальнем Флемингом. Кстати, друзья зовут меня Ником.

— Хорошо… Ник, — улыбнулась она.

Что-то подсказало ей, что этот самоуверенный молодой человек оказывает на нее влияние, с которым приходится считаться.

Любовные похождения Ника во фривольном Манхэттене отличались активностью, граничащей с противозаконной. Но переезд в Коннектикут положил этому конец. Новая жизнь заставила его «формировать характер», хотел он того или нет. К тому же маленькие американские города, по которым разъезжал торговый агент, никак не походили на рассадники порока. Словом, все свои любовные победы Ник мог сосчитать на пальцах одной руки: гостиничная горничная здесь, официантка там. В сексе Ник был так же неистов, как и в своем честолюбии. Он находился в постоянной готовности добиваться цели. Так что в то время, когда разум подсказывал ему, что Диана Рамсчайлд не относится к числу тех простушек, которых можно соблазнить, внутренний голос твердил обнадеживающее: «Кто знает…»

На следующий вечер он заехал за ней в Грейстоун.

Пока машина выезжала с территории поместья, он спросил:

— Ты сказала матери, что проведешь сегодня время со мной?

— Да.

— Ей это пришлось не по сердцу, конечно?

— М-м… немного.

— Понятно, — сказал Ник, вытащил из кармана пиджака десятидолларовую бумажку и передал ее девушке.

— Возвращаю тебе твои деньги, — сказал он. — В конечном счете проиграл пари я. Я недооценил твою мать. Она слишком умна, чтобы поддаться моей лести. Конечно, она слегка растаяла вчера, но все еще не полюбила меня.

— Ты должен дать ей шанс.

— Не сомневайся, я дам ей шанс. Я сделаю все, чтобы заслужить ее расположение, но… ничего из этого не выйдет. Я чувствую.

Диана решила, что чем меньше они будут говорить о ее матери, тем лучше.

Он отвез ее к берегу Коннектикута, где был один неплохой ресторанчик даров моря, откуда открывался хороший вид на пролив. Им показали столик на веранде. Ник заказал омаров, приготовленных на пару, и бутылку муската. До июньского заката оставалось не меньше часа, и пролив с его рыбачьими лодками живо напоминал морские пейзажи Будена.