Фред Стюарт - Титан

Он улыбнулся ей, а она в ту минуту любовалась им.

— Ты умная женщина, моя Диана. Пойдем, я покажу тебе кое-что замечательное.

Он поднялся из-за стола и подошел к ней. Она встала, он обнял и поцеловал ее.

— Мой милый, — прошептала она. Я так по тебе соскучилась!

— Сегодня мы будем заниматься любовью. Но сначала ты должна увидеть кое-что из того, за что я воюю.

Они вместе вышли из столовой с низким потолком, прошли гостиную, обставленную дешевой викторианской мебелью поразительного уродства, вышли на веранду, где Фикри, полковник Ариф и с полдюжины высших офицеров армии Кемаля отдыхали и курили. Кемаль подвел ее к своему запыленному «бенцу» и распахнул для нее дверцу.

— Здесь совсем близко, — сказал он, устраиваясь за рулем.

Ключи зажигания всегда были на месте, ибо никому из турок в здравом уме просто не могла прийти в голову мысль угнать автомобиль гази. Он завел двигатель, и машина поехала. Стоял прохладный вечер, в небе висела почти полная луна и в чистом воздухе Анатолийских гор мерцали звезды.

— Видишь Млечный Путь? — спросила она, показывая рукой в небо. — Разве это не красиво?

— Так же красиво, как твоя кожа, моя Диана, — ответил он с улыбкой.

Лишь в устах немногих мужчин этот грубоватый комплимент не прозвучал бы смешно. В устах Мустафы Кемаля-паши с его мягким, низким голосом эта фраза прозвучала волшебно.

Спустя минут двадцать он остановил машину возле развалин древнего греческого храма Артемиды в Сардисе. В бледном лунном свете расколотые мраморные колонны светились особенным, загадочным светом.

— Вот тебе и причина того, что греки считают часть Анатолии принадлежащей им по праву, — сказал он, выходя из машины и обходя ее кругом. — Когда они построили этот храм в третьем веке до нашей эры, это действительно была часть греческой империи. Но рассуждения греков смешны так же, как смешны заявления синьора Муссолини о том, что Анатолия и Англия принадлежат Италии на том основании, что когда-то это тоже были провинции Римской империи. Да, греки построили здесь свой храм, но теперь это наше, турецкое наследие. Я просто хотел, чтобы ты посмотрела на это.

Он помог ей выйти из машины и в течение следующего получаса водил по освещенным луной развалинам, восхищая своим знанием древней истории и греческой архитектуры. Когда он остановился, чтобы закурить, она сказала:

— Ты удивляешь меня. И с каждой минутой все больше.

— Почему? — спросил он, выпуская дым. — Потому что я могу хладнокровно убивать и одновременно ценить красоту?

— Да, примерно так.

— Каждая личность или, вернее, каждая интересная личность многогранна. Это похоже на то, как если бы в одном человеке жило сразу несколько разных людей. Во мне, например, есть что-то от женщины. По временам эта женщина побеждает во мне мужчину. Я даже занимался любовью с мальчиками. Это тебя шокирует, не так ли?

— Это меня возбуждает.

— Но когда я с тобой, ханум, я до мозга костей мужчина.

Он бросил окурок на мозаичный пол храма, придавил огонек ботинком, обнял Диану и стал ее целовать.

Следующее утро принесло с собой известия, которых Кемаль ждал. Война окончилась. Генерал Гаджанести со своим штабом сбежал в Афины, бессердечно бросив своих солдат в Турции на произвол судьбы. Грабежи и убийства захлестнули древний греческий квартал Смирны. Наступило время Кемалю триумфально въехать в город, принимая аплодисменты соотечественников и всего мира.

Он ликовал. Взбежал на второй этаж виллы и ворвался в спальню Дианы. Она сидела на кровати и читала лондонскую «Таймс» трехдневной давности, доставленную курьером из Смирны.

— Свершилось! — воскликнул он, подходя к кровати и садясь возле Дианы. Он был настолько возбужден, что даже забыл снять с головы свою темно-серую шерстяную феску. — С греками покончено! Завтра утром я въезжаю в Смирну!

Еще несколько минут назад, узнав обо всем, Диана радовалась бы не меньше Кемаля, но теперь что-то ее настолько шокировало, что ей пришлось искусственно выражать свой восторг.

— Это… прекрасно, милый.

Кемаль был слишком счастлив, чтобы обратить внимание на ее тон.

— Ты и Фикри останетесь пока здесь. До тех пор, пока я не устрою в Смирне свой штаб. В эти несколько дней в городе небезопасно — грабежи уже начались, так что мне будет спокойнее, если ты пока останешься здесь. Но когда в Смирне будет водворен порядок, я приеду за тобой, и мы организуем самое торжественное празднество в турецкой истории! И я даю тебе обет: напьюсь, как английский лорд! — Он счастливо засмеялся и сжал ее в своих объятиях. — Моя американская красавица станет королевой Смирны!

— Кемаль, — прошептала она ему на ухо, — только что я прочитала в лондонской «Таймс» статью, которая наполнила меня… тревогой.

Он отпустил ее и уже серьезно посмотрел ей в глаза:

— Что такое?

— Четыре дня назад в Голливуде был убит американский киноактер Род Норман.

— И что?

— Он был застрелен в библиотеке дома Ника Флеминга. Этот Род… Он был похож на Ника.

Кемаль нахмурился:

— И что же?

— У меня ужасное предчувствие, что Лысый Али убил не того человека.

С минуту Кемаль изумленно смотрел на Диану, потом вскинул голову и захохотал, хлопая себя по бедрам.

— Это не смешно! — воскликнула она.

— Нет, это именно смешно! Это самая забавная штука, которую мне когда-либо приходилось слышать! Лысый Али, старый мошенник, пристрелил не того! Это великолепно, восхитительно! Но ты-то что волнуешься? Он убьет твоего Флеминга рано или поздно. Он обязан это сделать. На карту поставлена его профессиональная репутация.

Его реакция на ее сообщение возмутила Диану.

— Я убила невинного человека! — крикнула она в гневе. — Это преступление, которое останется на моей совести! Но это и твоя вина! Это ты подговорил меня!

Она мгновенно поняла, что допустила страшную ошибку. Улыбка моментально исчезла с его лица, а глаза сверкнули такой лютой злобой, которую Диане никогда раньше ни у кого видеть не приходилось. Он отвесил ей такую сильную оплеуху, что она отлетела назад на подушки.

— Шлюха! — крикнул он. — Не смей обвинять меня в своем преступлении! — Он снова ударил ее. — У Мустафы Кемаля нет совести, а те, кого он удостоит чести приблизить к себе, должны ублажать его, а не обвинять! Как ты посмела, наглая потаскуха?! Знаешь, у меня сейчас вертится соблазнительная мысль: а может, тебя вывести сейчас во двор и пристрелить? А американскому послу и всему миру я сообщу, что Мустафа Кемаль всего лишь свершил правосудие над шлюхой и торговкой смертью, которая наняла убийцу, чтобы тот умертвил того американского актера, как бишь его?!

Тяжело и хрипло дыша, он поднялся с кровати, все еще не спуская с нее своих горящих глаз.