Эйлин Гудж - Чужое счастье

— Привет, Анна, — сказал он тихим голосом, не глядя ей в глаза. — Ты в порядке?

«Как я могу быть в порядке?» — захотелось ей закричать. Но вместо этого она только пожала плечами.

— Бывали дни и получше.

— Это не затянется слишком надолго.

На короткий миг Анна неправильно истолковала смысл его слов, но потом поняла, что он имел в виду только заведение на нее дела.

— Принести тебе чего-нибудь выпить?

«Только без газа», — сказала бы Моника.

— Воды, если можно, — ответила Анна. У нее так пересохло в горле, что она слышала в ушах щелчки, когда глотала.

Бенни прикоснулся к ее руке.

— Все это… все это может закончиться уже завтра.

Выражение его лица могло быть безразличным или даже суровым. Но оно никогда еще не выражало такую симпатию. Анна сдержала готовое уже сорваться рыдание. Она не могла вынести сострадание в грустных карих глазах Бенни.

Следующие минуты прошли как в тумане. У нее сняли отпечатки пальцев, потом отвели в маленькую комнату, которая служила еще и туалетом — в углу были сложены бумажные полотенца и туалетная бумага, — где Анна позировала для фото напротив стены, затертой людьми, которые за эти годы прислонялись к ней. На протяжении всего этого времени никто из полицейских не встретился с Анной взглядом. Это не означало, что они были бессердечными, скорее, они боялись показать свою неопытность. Анна не понимала, откуда она это знала, но была уверена, что не ошибается.

Долгие годы жизни в тени Моники отшлифовали наблюдательность Анны, потому что именно в те моменты, когда люди не догадываются, что на них смотрят, они наиболее естественны. Анна видела, что заставляет их сердца биться быстрее. Она часто узнавала, чего они хотят, еще до того, как они сами это осознавали. Единственным, чего она не понимала, было то, что волновало ее сердце. И она могла бы никогда не узнать об этом, если бы не Марк.

Мысль о Марке ударила ее, словно кулак. Анна согнулась от боли на скамейке, на которой ее ненадолго оставили. Она безумно хотела позвонить ему, но Марк был так далеко от нее, и даже если бы он согласился приехать, это было бы нечестно с ее стороны. Эта неразбериха коснулась бы его, может быть, он даже оказался бы впутанным в это дело.

Анна подняла взгляд и увидела стоявшего перед ней мужчину средних лет в форме и с полицейским жетоном. Она заметила румянец на его щеках и паутинку лопнувших кровеносных сосудов на носу, похожую на карту всех пивных заведений, в которых он побывал, — такой же бесстыдный румянец не сходил со щек ее отца до самого дня его смерти. Полицейский улыбнулся, если эту гримасу можно назвать улыбкой, обнажив ряд мелких зубов, жующих полоску жевательной резинки. Его бледно-голубые глаза были холодны.

— Мисс Винченси? Я детектив Берч. Пройдите сюда, — он указал рукой на коридор. Берч явно собирался ее допрашивать.

Неожиданно для себя Анна сказала:

— Я буду отвечать на вопросы только в присутствии моего адвоката. — Эта фраза звучала в каждой передаче о полиции, которые она видела. На самом деле у Анны даже не было адвоката. — Позаботьтесь об этом!

Берч пожал плечами, но Анна заметила, что он раздражен. Он порылся в кармане и, презрительно поморщившись, сунул ей пару монет резким движением запястья. Затем Берч указал на платный телефон на стене и, широко шагая, ушел в другой конец коридора.

Анна, колеблясь, зажала монеты в руке. Единственным адвокатом, которого она знала, был адвокат Моники, но, представив себе Гарднера Стивенсона с его блестящими седыми волосами и манжетами с монограммами, Анна подумала, что он только разгневается из-за того, что кто-то посмел побеспокоить его в воскресенье. Анна вспомнила вечеринку у Моники на прошлое Рождество и то, как Гарднер смотрел сквозь нее, потому что не она на этот раз забрала у него пальто возле входа.

Лиз может знать кого-нибудь, но это означало потратить один из звонков на человека, на которого Анна вряд ли могла рассчитывать. Где была ее младшая сестра последние несколько дней, когда Анна храбро встречала нападки недовольных смертью Моники? Лиз просто пряталась. Не то чтобы Анна упрекала Лиз. Разве она сама не сделала бы то же самое, если бы могла?

Анна поднялась на ноги, которые были словно ватные. Все взгляды обратились в ее сторону, когда она подошла к телефону и набрала единственный номер, который, кроме своего и Моники, знала наизусть. Лаура. Только она всегда выручала Анну. Заезжала как минимум раз в неделю, чтобы посмотреть, не нужно ли Анне что-нибудь, и редко появлялась с пустыми руками. Обычно она привозила что-нибудь небольшое — буханку хлеба, только что вытащенную из духовки, инструменты, необходимые Анне, чтобы починить сарай, и один раз даже подарила кота, чтобы он ловил мышей, которые завелись в кладовке. «Найди слово сосед в словаре, — подумала Анна, — и ты увидишь фотографию Лауры».

Трубку взяли после четвертого гудка.

— Корм и семена от семьи Кайли, — оживленно ответила Лаура. Она тяжело дышала, словно только что вбежала с улицы. Анна представила ее себе в том, что Лаура называла «униформой», — хлопчатобумажной трикотажной рубашке, джинсах и паре ковбойских ботинок с загнутыми кверху носами.

— Это я, Анна, — она говорила тихо, рукой прикрывая телефонную трубку.

— Анна! Слава Богу! Я тебя искала. Один из этих проклятых репортеров недавно был у моей двери. Он хотел знать, могу ли я прокомментировать твой арест… — Лаура произнесла это слово с отвращением, словно грубую шутку. Было очевидно, что она не верила во все это. — Не переживай, Гектор прогнал их. Где ты?

— В полицейском участке.

— Ты имеешь в виду?..

— Боюсь, что да.

— О Господи! Как?..

— Кажется, они считают, что это я ее убила.

— Какого черта?..

— Больше я ничего не знаю.

— Это возмутительно! Ты такая же убийца, как… как… — Лаура замолчала, вероятно вспомнив сестру Беатрис.

— Очевидно, они считают иначе.

— О’кей. Давай по порядку. Тебе понадобится адвокат, — внезапно голос Лауры стал очень серьезным. — Ну-ка посмотрим… где же этот номер? — Анна слышала шуршание страниц на другом конце провода. — О’кей… вот он. Мы с этим разберемся, не переживай. Держись, хорошо? Я приеду, как только смогу, — и Лаура положила трубку.

Анна очень аккуратно повесила трубку. Переживать? Она была за гранью переживаний — это казалось ей ерундой по сравнению с тем, что она испытала в своей прошлой жизни. То, что Анна чувствовала сейчас, было чем-то вроде оцепенения, как будто она только очнулась от наркоза после тяжелой операции, и боль грохотала внутри нее подобно стаду слонов.

Анна снова села на скамейку, опустив голову на руки. Нет, не потому, что все, без сомнения, тайно наблюдали за ней, вместо того чтобы помочь, и не потому, что она была в отчаянии, а из-за истерического смеха, который душил ее. Какая ирония: когда-то она верила в то, что избавление от прежней толстой Анны станет осуществлением ее молитв, тогда как на самом деле это стало причиной ее погибели.