Лесли Пирс - Секреты

— Я… я… я… — пробормотала она.

— Ты не предполагала, что я могла немного измениться с годами? — насмешливо спросила Адель.

Роуз плюхнулась на стул.

— Ты такая красивая, — сказала она еле слышно. — Я не ожидала.

— У нас сейчас нет времени обсуждать мою внешность, — сказала Адель с легкой ноткой язвительности. — Нам нужно принять решение по поводу бабушки. Она хочет поехать домой, и, по моему мнению, там она быстрее станет на ноги, но я могу взять только несколько выходных, чтобы устроить ее. Ты останешься с ней?

Роуз была ошарашена. Адель, которую она помнила, никогда бы не осмелилась быть такой прямой.

— Я не могу, у меня жильцы, — сказала она быстро.

— Ты наверняка можешь им доверить, чтобы они позаботились о себе сами.

— Но нужно собирать аренду и мыть лестницу и ванную.

— Мама, сейчас война, — резко сказала Адель. — Люди умирают под бомбами. Неужели такое значение имеет немного грязи на лестнице? И ты можешь нанять кого-нибудь собирать аренду. Кроме того, тебе самой в Сассексе будет безопаснее.

Роуз быстро соображала. Как бы ей ни была отвратительна идея, что придется заботиться о матери, она знала, что, если откажет, ее отрежут навсегда. И потом был еще Керлью-коттедж. Было бы неплохо спать спокойно, это будет вроде каникул.

— Какая помощь маме будет нужна? — осторожно спросила она.

— Небольшая. Она может пройти пару шагов на костылях. Ей нужно помогать мыться, одеваться и все такое. И потом еще готовить и убирать.

— Думаю, я готова попробовать, — сказала Роуз слабым голосом.

Адель свирепо уставилась на нее, и Роуз вспомнила, как много раз она заявляла, что у ее дочери глаза странного зеленовато-коричневого цвета. Сейчас в них не было ничего странного, по сути, они, обрамленные густыми темными ресницами, были очень красивым.

— Ты могла бы попробовать проявить чуть больше энтузиазма, когда увидишь бабушку, — упрекнула она мать. — Она приехала в Лондон из-за тебя, а теперь у тебя есть возможность доказать, что ты действительно имела в виду то, о чем написала в письме.

Ее тон был мягким, и в словах была нежность, тронувшая Роуз.

— Конечно, я имела это в виду, — торопливо произнесла она. — Я сейчас просто немного измотана из-за этих ночных бомбежек, к вообще сейчас все вверх дном.

— Ну, тогда мы сейчас пойдем к ней, — улыбнулась Адель. — Я уверена, что она успокоится и будет очень счастлива, что ты хочешь о ней позаботиться.

Наследующее утро, собирая чемодан, Роуз вся была на нервах. Ночью на соседней улице упала бомба, и это событие наряду с ужасными сценами, увиденными накануне в больнице и вокруг нее, где было разрушено много домов, убедило ее, что, уезжая, она поступает правильно. Миссис Арброут, соседка, согласилась позаботиться о доме, сдавать комнаты, если нужно, и собирать аренду за небольшой процент. Роуз знала, что женщине можно доверять безоговорочно, потому что она была очень религиозной, и не боялась того, что может обнаружить при возвращении.

Но она боялась Адель.

В ней не осталось и следа от маленькой девочки, которая смирялась с равнодушием и иногда с жестокостью. Взрослая Адель была спокойной и очень приятной, она ничего не сказала об обиде на мать, но у Роуз все равно было какое-то нехорошее чувство.

Для этого чувства не было оснований. Все слова Адель были логичными, даже добрыми, к тому же она была очень практична. Оказалось, что она послала телеграмму почтальону в Рай, как только Хонор ранило, и попросила его кормить кроликов и кур. Сегодня она послала еще одну телеграмму, сообщив, что они приезжают сегодня после полудня. Она организовала, чтобы кто-то забрал Роуз и Великана в девять часов утра, потом заехал за ней и Хонор и отвез их в Рай. По сути, когда она говорила о них троих, это звучало так, будто ей доставляло удовольствие, что они становятся настоящей семьей.

Может быть, Роуз было так не по себе только от нечистой совести, потому что она никак не могла до конца избавиться от мысли, что Адель намеревается когда-нибудь расправиться с ней.

С Хонор тоже не все было так просто. Ее сломанная нога была еще в гипсе, а некоторые раны будут заживать еще долго, но мозг не был поврежден, потому что она по-прежнему демонстрировала свой острый ум. Она заявила Роуз в недвусмысленных выражениях, что та может забыть о ярких тряпках, потому что они не понадобятся, а вместо этого пусть возьмет прочные туфли и теплую одежду. Она напомнила ей о талонах на еду и велела взять с собой все запасы консервов, которые у нее были. И даже ехидным тоном спросила, помнит ли та еще, как свернуть курице шею.

Прошлой ночью, когда снова бомбили, Роуз подумала о том, что в Керлью-коттедж нет ни туалета, ни электричества, и вспомнила, как далеко до ближайшего магазина. Она уже пожалела, что согласилась поехать, и знала, что ей будет отвратительна роль служанки при собственной матери, хотя она и рада уехать подальше от бомб. Но она уже не могла от этого увернуться — может быть, пройдет неделя, и найдется какой-нибудь достоверный предлог, чтобы вернуться в Лондон.

— Мы пойдем за хворостом, когда ты здесь закончишь, — сказала Адель, пока Роуз вытирала тарелки в судомойне. — Я утром заметило буря свалила несколько деревьев. Мы возьмем топор и сможем заготовить немного дров.

Роуз вздохнула. Это был второй день ее пребывания в коттедже, и Адель занимала ее работой с того момента, как они приехали; это было понятно, потому что нужно было многое привести в порядок, но Роуз надеялась, что во второй половине дня сможет отдохнуть.

Их привезли сюда в фургоне, Хонор поместили сзади на матраце, Адель и Великана — рядом с ней. Роуз села впереди с водителем, старым глуховатым мужчиной, который громко задавал вопросы, будто глухими были они, а не он. Всю дорогу через Южный Лондон они видели ужасные разрушения от бомб.

И все же, как только они выехали из Лондона, Роуз приободрилась, увидев деревья в осенних красках. Все выглядело таким сияющим и чистым в мягком солнечном свете, даже морозец в воздухе бодрил, и, когда они проезжали одну за другой безмятежные красочные деревушки, война начала казаться просто дурным сном.

Увидев болота, она даже почувствовала неожиданно захлестнувшую ее волну ностальгии и волнения. Трава была такой пышной и зеленой, тростник в канавах развевался на ветру и клематис на изгородях блестел паутинками, тронутыми росой, точно так же, как это было в детстве Роуз.

Перед их приездом заходил почтальон Джим затопить печку. На столе он оставил корзину яиц, кварту молока в кувшине и пирог с яблоками и черникой, который, по всей вероятности, испекла жена Джима, а в вазе стояли полевые цветы, приветствуя возвращение Хонор домой. Роуз засмеялась, когда Великан начал метаться вокруг, радостно все обнюхивая, потому что она когда-то точно так же ликовала, когда родители привозили ее сюда на выходные и каникулы много лет назад.