Лесли Пирс - Секреты

Она встала, подошла к двери комнаты и увидела Роуз, которая стояла у печки и весело напевала себе под нос «Белые утесы Довера», шлепая куски бекона на сковородку.

В первую секунду Адель захотелось вернуться к себе. Она очень много думала о Роуз за последние несколько месяцев, и в основном исключительно с ненавистью. Каждый раз, разговаривая с ней по телефону, она боролась с собой, пытаясь быть вежливой, несмотря на то что бабушка сообщала в письмах, что Роуз ухаживала за ней хорошо.

У Адель не было желания прощать Роуз — одна только мысль о том, что она может найти в матери что-то такое, что понравится ей, была смешной. Она вспоминала о ней как о бесстыдной, сильно накрашенной женщине в обтягивающей одежде, шатающейся на высоких каблуках и с сигаретой в пальцах с ярко-красным маникюром.

Но Роуз, одетая в потертые брюки и голубой джемпер с заштопанными дырками на рукавах, выглядела сейчас совсем не так, как раньше. Светлые волосы были заплетены в толстую косу, а на лице не было макияжа.

Будучи ребенком, Адель определяла настроение матери по наличию макияжа. Когда она была не накрашена, к ней можно было приближаться только крайне осторожно. И несмотря на то что сейчас в позе матери не было ничего угрожающего, напротив, она выглядела спокойной и счастливой, плохих воспоминаний было достаточно, чтобы Адель нервно застыла на месте.

Роуз, вероятно, вдруг почувствовала присутствие Адель и обернулась с улыбкой.

— Я как раз готовила это тебе в качестве угощения, — сказала она.

Бекон действительно был угощением. Адель даже не могла вспомнить, когда ела его в последний раз, и от восхитительного запаха у нее потекли слюнки.

— Нам никогда не дают бекон в Лондоне, — выпалила она, потому что удивительная идея матери приготовить для нее угощение застала ее врасплох.

— Мы и здесь нечасто его едим, — сказала Роуз ровным голосом. — Я вчера больше часа стояла за ним в очереди. Но это стоило того, если бекон подбодрит тебя. Было просто ужасно наблюдать, как тебе было нехорошо.

У Адель в голове мелькнула мысль, что это какой-то дикий полет фантазии, потому что в детстве она часто мечтала о том, как однажды проснется и увидит, что ее мать вдруг превратилась в любящую, улыбающуюся, счастливую женщину.

Все выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. За окном сияло солнце, на серванте стояла ваза с нарциссами, и еще более удивительным было лицо матери, бело-розовое и пышущее здоровьем, и глаза, потерявшие холодность, которую она помнила.

— Мы уже сто лет назад позавтракали, — продолжала Роуз, явно не обеспокоившись состоянием транса, в котором находилась Адель. — Мама во дворе, кормит кроликов, и у нее очень поднимется настроение, если она войдет и увидит, как ты уплетаешь еду. Ты же ее знаешь!

— Ты совсем другая, — неуверенно произнесла Адель.

— Надеюсь, что так, — сказала Роуз со смешком. — Больше похожа на деревенскую девушку, чем на завсегдатайку баров, какой раньше была. Но ты тоже совсем по-другому выглядишь — похудевшая, бледная и озабоченная. Садись за стол, у меня почти все готово. Как ты себя сегодня чувствуешь?

— Еще не знаю, — сказала Адель, потому что у нее вдруг подкосились ноги и она потянулась к спинке стула, чтобы опереться.

Роуз кинулась к Адель и подхватила ее под мышки, чтобы помочь.

— Ты еще слаба, — сказала она, и ее голос был сочувственно мягким. — Твоя бабушка наверняка думает, что это переутомление от тяжелой работы. Но я знаю, в чем дело. Это оттого, что ты столько времени держала в себе это горе.

Адель повернулась к матери, готовая с сарказмом возразить, но резко остановилась, увидев ее лицо. Оно выражало полное понимание. Адель хорошо научилась читать по лицам, работая медсестрой, и поняла, что Роуз не притворяется. Ее слова явно шли от сердца.

— Да, — ответила она. — И по-прежнему держу это в себе.

Адель с уверенностью ожидала, что Роуз начнет изливать чувства, но она не начала.

— Если захочешь поговорить позже, когда мы будем одни, просто скажи, — сказала она и повернулась к печке.

Она молча поставила на стол бекон, яичницу, тост и чай. Адель начала есть и расплылась в широкой улыбке от почти забытого вкуса бекона.

— М-м-м, — сказала она оценивающе. — Это чудесно.

В дом зашла Хонор с Великаном и, увидев Адель за столом, счастливо рассмеялась.

— Вы посмотрите на нее! — воскликнула она. — Роуз говорила, что ты можешь проснуться, соблазнившись запахом бекона, а я ей не поверила. Я как раз только говорила Дымке, что ты выйдешь с ней поздороваться не раньше чем через пару дней.

Великан пошел прямо к столу и посмотрел на Адель умоляющими глазами. Она собиралась отрезать ему кусок бекона, но Роуз неодобрительно погрозила ей пальцем.

— Не смей тратить бекон на эту собаку, ты не знаешь, как он жрет. Ешь все сама до последнего. Тебе нужно набираться сил.

В этом упреке было что-то настолько материнское, что глаза Адель наполнились слезами и ей пришлось отвернуться.

Роуз и Хонор вышли вместе в сад, вероятно, чувствуя, что могут отбить у Адель аппетит, если будут рядом. Но после общежитских завтраков из яичного порошка и холодного обгорелого тоста ничего не могло бы оторвать Адель от этого лакомства.

Она не бездарно провела время одна. Она могла оглядывать все старые знакомые вещи, слушать тишину и отмечать то, что увидела.

Хонор снова выглядела крепкой женщиной, и то, как они с Роуз вышли вместе так по-дружески, подразумевало, что они ладят друг с другом. И коттедж выглядел аккуратнее и чище, чем Адель его помнила раньше.

Она знала, что еще не может быть объективной с Роуз. Ее слова о том, что она сейчас больше похожа на деревенскую девушку, чем на завсегдатая баров, свидетельствовали о том, что она посмотрела себя критически и, оценив, решила, что должна измениться. Ее понимание внутреннего состояния Адель говорило, что она задумывалась о том, чем для Адель было исчезновение Майкла.

Ей потребуется какое-то время, чтобы выяснить, реален ли новый образ Роуз или это просто маленькое притворство. Но все же сейчас, в прекрасный солнечный день, отдохнув и отключившись от постоянных больничных драм, Адель была настроена оптимистично.

К концу первой недели, которую Адель провела дома, она почувствовала себя в сотню раз лучше. Она хорошо ела и спала как сурок, к ней вернулся цвет лица, и мешки под глазами почти сошли. Но несмотря на это, Роуз и слышать не хотела о том, чтобы она занялась домашней работой.

— Пока ты не вернешься в Уайтчепел, тебе нужно только отдыхать, — настаивала она, и Хонор ее поддерживала. — Поэтому читай книги, гуляй и даже не пытайся чем-то заняться.

Адель делала так, как ей говорили, потому что после напряженной работы в больнице было блаженством абсолютно ничего не делать. Она часами гуляла по болотам, иногда находила место, где можно было укрыться от холодного ветра, и просто сидела и слушала диких птиц и плеск моря о гальку, пытаясь привести в порядок свои мысли о матери и о Майкле.