Миранда Гловер - Шедевр

— Сначала она находилась в частной коллекции некоего любителя эротики и в течение века оставалась неизвестной для широкой публики, — доверительным тоном сообщил Гай. — На картине изображено обнаженное женское тело с раздвинутыми ногами.

— То есть ее можно считать порнографической? — спросила я, увлеченная рассказом.

Он кивнул, многозначительно подняв брови.

Мы гуляли вдоль Сены, наслаждаясь послеполуденным солнцем, а когда дошли до собора Нотрдам, небо уже порозовело и оранжевый шар солнца клонился к закату. Петре кто-то позвонил. Она извинилась, сказав, что должна встретиться с японцем, который приехал в Париж на один день и продает шелковые шали девятнадцатого века. Петра заявила, что намеревается найти среди них копию шали Викторины. Я не поверила ей, но не стала спорить. Может, этот японец действительно сейчас в городе. Гай пригласил меня в небольшой ресторан рядом с Пляс-де-Вож. Я была рада поговорить с кем-то о Викторине. Поэтому я приняла приглашение, и мы не спеша направились к Бастилии.

Мы поужинали в маленьком, хорошо знакомом Гаю ресторане. Он жил в том же доме наверху, и ресторан служил ему кухней. Мы заказали красное вино и, по рекомендации официанта, огромный горшок тушеной рыбы. Пока мы ели, Гай незаметно перевел разговор на меня. Он был хорошо осведомлен о моей жизни, знал куратора моего следующего проекта, так же как и имена других агентов лондонского рынка произведений искусства. Я пообещала встретиться с ним в следующий приезд, хотя и знала, что его присутствие может стать обременительным — я имею в виду в личном плане. Но сейчас мне не хотелось говорить о моей жизни, у меня было непреодолимое желание узнать как можно больше о Викторине. Она завладела моим сознанием, и я не хотела терять ни минуты. При первой же возможности я вновь перевела разговор на нее. Гай не стал возражать.

— Жизнь Викторины окутана тайной, — сказала я. — Для меня оказалось невозможным найти какие-либо сведения о ней. Словно общество не только отвергло Викторину, но и заставило ее голос навсегда умолкнуть.

— Вы совершенно правы, но существует все же несколько забавных историй, — ответил Гай, — не знаю, насколько они достоверны. Якобы в пожилом возрасте она выходила с обезьяной на плече на Монмартр, умоляя подать ей хоть один су, в то время как ее портрет стоил уже тысячи, — он с грустной иронией покачал головой.

— Никто никогда не говорил, что отношения между искусством и деньгами справедливы, Гай, — резко ответила я.

— Будем надеяться, что в вашем случае это будет не так, Эстер. Как бы там ни было, у меня есть собственная теория о том, почему Мане написал Викторину столь откровенно на своем холсте. — Его познания завораживали. — Думаю, он был знаком с ней по фотографиям, — продолжал Гай, — так же, как и лично.

— Он, должно быть, рисовал ее с натуры, — перебила я. — Я читала, что Мане чуть ли не пятнадцать раз перерисовывал ее, пока не добился точного оттенка кожи.

Гай не опроверг этих сведений, но объяснил, что карьера Викторины не ограничивалась позированием Мане.

— Она общалась с художниками, фотографами, шансонье и музыкантами, а также нашла новый способ заработка. Она не только пыталась рисовать сама и играла на гитаре, но и позволяла фотографам делать с себя порнографические снимки.

Я была заинтригована. Гай с готовностью выкладывал свои знания, рассказывая быстро и уверенно.

— Викторину также писал Делакруа. Когда вы видите «Завтрак» или «Олимпию», вообразите, насколько ранние фотографии уменьшали настоящие размеры и искажали перспективу. Сначала люди смотрели на отображенную реальность сквозь линзу, затем воссоздавали увиденное на холсте.

Я была поражена этими новыми фактами. Гай заметил мою реакцию:

— У моего друга, владельца частной коллекции эротического искусства, есть две редких фотографии Викторины. Я, возможно, поговорю с ним и попрошу показать их вам.

Гай отклонился на спинку стула и улыбнулся. Я поняла, что лекция по искусству окончена. Должно быть, интересно, подумала я, быть его студенткой. На его лекциях, без сомнения, всегда высокая посещаемость.

Гай попросил принести счет. Мой ум напряженно работал. Я буквально видела свое будущее представление Викторины. Она являлась произведением искусства и объектом физического обладания — во многих смыслах.

— Эстер, ты готова идти?

Я вновь посмотрела на Гая. Викторина спала со своими клиентами, и те платили ей. Я задумалась над тем, чем сейчас занимается Эйдан в Лондоне, проводит ли он вечер с Жаклин. Гай был очень любезен и многое рассказал, сделав ощутимый вклад в мой проект, а также он полезный человек и привлекательный мужчина. Мне захотелось пойти с ним. Я чувствовала себя одиноко без Эйдана, и его холодность действовала угнетающе. Но я знала, что должна хранить верность ему и нам обоим, иначе все теряет смысл. Поэтому, с легким сожалением, я поблагодарила Гая за ужин и взяла такси до дома Петры. На лице Гая отразилось разочарование, но как только мы расстались, я поняла, что поступила правильно. В кармане зазвонил телефон, и я услышала голос Эйдана:

— Я лишь хотел пожелать тебе спокойной ночи, — мягко проговорил он.

Зазвонил мой телефон, и смотритель музея нахмурился. Это было сообщение от Гая: «Пообедаем сейчас? У меня есть доступ к фотографиям!»

Я снова стояла перед «Олимпией». Я смотрела на нее более часа. Она очень притягательна, и я не уверена, что смогу подготовить представление, достойное ее сильного влияния на зрителя. Признаюсь, Викторина поразила меня до глубины души. Наконец я оставила ее, вышла на яркий солнечный свет и написала Гаю ответное сообщение.

Мы договорились встретиться у Пирамиды, перед Лувром. Я присела на бортик фонтана и принялась ждать. Через пять минут я заметила Гая, который шел ко мне мимо колонн. Мы быстро зашагали вдоль Сены, по направлению к шумному ресторану на одной из узких улочек на Сент-Жермен-де-Пре. В ресторане, заполненном говорливыми парижанами, наслаждающимися обедом, пахло дорогими приправами и жареным мясом. Мы заказали петуха в вине и, празднуя находку Гая, выпили порядочно красного.

— Мой друг принес фотографии. Они просто потрясающие. Очень откровенные.

— Я могу их увидеть?

Гай радостно кивнул, положил кусок мяса в рот, задумчиво прожевал и сказал:

— Сегодня утром я читал статью Линкольна Стерна. Он пишет, что ты становишься культовой фигурой.

Теперь пришла моя очередь удивляться:

— Где ты это прочел?

— В «Пари Матч» был напечатан перевод — ты видела свое фото на обложке? Папарацци наблюдают за тобой, даже если ты этого не замечаешь.

Я огляделась: никаких признаков слежки. Но у меня тут же появилось ощущение, словно меня выставили на витрину.