Лесли Пирс - Сломленный ангел

Вернувшись к себе, Сюзанна легла на койку и взяла в руки книгу. Но она только делала вид, что читает, потому что почти не различала строчек, и внезапно подумала, что ей нужны очки.

Казалось очень странным, что она начала обращать внимание на вещи, которые совсем не беспокоили ее на воле. Например, зрение. Правда, она уже долгое время вообще ничего не читала, так что оно могло ухудшиться давно. На воле она не обращала никакого внимания и на запахи, но в тюрьме было так душно, что ее все время мучили «ароматы» прокисшей еды, унитазов, пота и немытых ног. Следующим объектом стала ее внешность. Только попав сюда, она заметила, как ужасно выглядит: волосы на голове в полнейшем беспорядке, а лицо настолько красное, что она поразилась, как могла не замечать этого раньше.

Сюзанна поняла, что находилась в каком-то оцепенении с тех пор, как ей пришла в голову мысль отомстить за смерть Аннабель.

Она никогда не задумывалась о том, что с ней будет после того, как она осуществит свой план. Для нее это не имело ровным счетом никакого значения. Но если бы она дала себе труд поразмыслить над этим, то уж наверняка не предположила бы, что ее ум обретет невиданную прежде остроту или что она начнет переживать, вспоминая, как она когда-то выглядела, какие блюда себе готовила, какое удовольствие получала от прогулок в саду или в окрестностях. И теперь, когда эти вещи целиком занимали ее мысли, ей их страшно не хватало.

Первые два дня в тюрьме прошли, в общем-то, неплохо — женщины в их крыле приняли ее вполне терпимо. Они уже знали, что она сделала, и, кажется, побаивались ее. Раньше Джулия была парикмахершей, и она настояла на том, чтобы вымыть и подстричь Сюзанне волосы. Другая женщина, Сандра, предложила ей тушь и помаду, чтобы Сюзанна сделала себе макияж, а еще одна, Фрэнки, крутая дама, похожая на мужчину, соизволила даже рассказать, с кем из тюремщиц и других заключенных ей следует вести себя осторожно, а также посоветовала ей попроситься на какую-нибудь работу, чтобы получать немного денег каждую неделю.

Но симпатия и страх вскоре испарились, как только они поняли, что Сюзанна вовсе не крутая и не мстительная. Они начали издеваться над ее манерой разговаривать, над ее застенчивостью и наивностью, и к концу первой недели все женщины в их крыле открыто насмехались над ней, называя «простушкой», как окрестили всех, кого считали недалекими или чокнутыми.

Сюзанна не могла противостоять этому. Она не обладала ни физической силой, ни острым язычком, так необходимыми здесь, для того чтобы отбрить кого-то. Поэтому она стала вести себя так, как часто поступала в прошлом, то есть старалась быть как можно незаметнее, ни во что не вмешиваться.

Но сейчас, лежа на койке в своей камере и глядя в книгу, прочитать которую она не могла, Сюзанна вдруг ощутила, как в ней поднимается злость на саму себя. Она всегда позволяла людям переступать через нее, и если бы она не вела себя так, ее жизнь могла бы сложиться совсем по-другому. Она мысленно перенеслась в тот день, когда ее мать вернулась домой из больницы, — воспоминания были такими отчетливыми, словно это случилось вчера, а не двадцать восемь лет назад.

Было самое начало декабря, и Сюзанна побежала к входной двери, заслышав шум мотора отцовской машины на подъездной дорожке. Как ей хотелось, чтобы погода была получше и чтобы матери было приятно! Резкий северный ветер кружил в воздухе последние опавшие листья. Если не считать кустов падуба у ворот, ветви которого были усеяны ягодами, все остальное выглядело тусклым и безжизненным, как свинцово-серое небо.

Схватив инвалидную коляску, только что купленную отцом, она выскочила наружу, горя нетерпением продемонстрировать матери все изменения и новшества, сделанные в доме. Кабинет отца рядом со столовой отныне превратился в новую спальню матери, а старую уборную внизу переделали в ванную. Сюзанна работала как проклятая, чтобы подготовить все к приезду матери. Именно она перетаскала наверх связки книг, прибрала дом после строителей, покрасила, отмыла и расставила мебель.

— Так здорово, что ты снова вернулась домой, мамочка! — воскликнула она, открыв дверь со стороны пассажира, где сидела мать. — Ты станешь как новенькая, стоит тебе очутиться дома.

Она опустила боковину инвалидного кресла и пододвинула его к самому сиденью в машине, так, как показывала ей сиделка. Ее мать очень похудела, зато могла пользоваться левой рукой, так что пересадить ее в кресло-каталку оказалось не так уж и сложно.

— Моя славная девочка, — отозвалась мать. К тому времени она уже могла немного разговаривать, вот только слова звучали нечетко, как будто она была пьяна, поэтому она предпочитала открывать рот лишь в случае крайней необходимости. Она подняла левую руку и потрепала Сюзанну по щеке. — Как хорошо быть дома.

— Ей нельзя волноваться, — предупреждающе заметил отец, когда Сюзанна вкатила коляску внутрь, а он вошел следом с чемоданом матери в руках. — Умерь свой пыл, Сюзи, и не спеши показывать все в самый первый день. Ей нужно отдохнуть и прийти в себя.

Было так приятно наблюдать, как просветлело лицо матери при виде переоборудованного кабинета, как ее здоровая рука протянулась и дотронулась до красивого стеганого одеяла на кровати и дорогих маленьких безделушек, которые Сюзанна принесла сверху. В камине жарко пылал огонь, две настольные лампы разгоняли тусклый полумрак, навеваемый погодой на улице, и, когда Сюзанна внесла поднос с чайными приборами из тонкого, просвечивающего фарфора и тарелочку с воздушным печеньем, которое она испекла сама, по щеке матери скользнула слеза умиления.

Сюзанна вздохнула, вспоминая этот день. Она была так уверена в том, что ее мать поправится, как только окажется дома! Она чувствовала к ней неизъяснимую нежность, а себя ощущала такой важной и значительной. Сюзанна наивно представляла себе, как они беседуют долгими зимними вечерами, сидя в уютных креслах у огня, как выполняют вместе мелкие, необременительные обязанности по дому, как к ним на огонек заглядывают соседи, как от стен эхом отражается веселый смех и как она возит мать в гости на кресле-каталке, если погода будет хорошей.

Но все обернулось совсем не так. Сначала к ним действительно пришли в гости несколько человек, но они больше не появлялись, увидев, как трудно матери разговаривать. Выздоровление все не наступало. Речь ее не улучшилась, она так и не смогла больше ходить, шло время, и мать все сильнее раздражалась из-за своего бессилия и беспомощности, становилась все более обидчивой, нетерпимой и требовательной.

Она приобрела раздражающую привычку стучать своим обручальным кольцом по спицам инвалидного кресла, когда хотела привлечь внимание Сюзанны. Обычно это был какой-то пустяковый повод, вроде паутины в углу, невымытого стакана, пятна на оконном стекле, но мать хотела, чтобы Сюзанна немедленно привела все в порядок. Часто чайник на плите выкипал до дна, когда она отлучалась на зов матери, отчего объем работы только увеличивался.