Любовь Шапиро - Дневник романтической дурочки

— И чем же ты особо отличился? Взял нижнее «до», а, Павел Игнатьевич?

— Руфина, почему вы все время издеваетесь надо всеми? Кто дал вам право?

— Вы смешны, Павел Игнатьевич, — вздохнула Руфа. — Вас так испугали в детстве, что даже там, где ничего вам не грозит, вы все равно трусите.

— Товарищи, — прервал их перепалку следователь, — очень не хочется прерывать вашу беседу, но прошу всех вернуться на свои участки и дать возможность следственной бригаде работать.

Соседи разочарованно побрели к себе. В наступившей тишине оставшиеся почувствовали себя растерянно. И вдруг эта тишина надломилось резким возгласом Данилы:

— Чем мы все занимаемся? Пора позаботиться о похоронах. Митя, поехали на кладбище, сейчас только спрошу у следователя, можем ли мы уехать. Выводи машину и жди меня на перекрестке.

— Почему ты разговариваешь таким приказным тоном? Ты такой нечуткий человек, — устало хватаясь за виски, стыдила Анна Николаевна старшего сына.

— Мама, оставь меня в покое. Твои замечания меня совершенно не трогают, и уже давно.

— Я знаю и всю жизнь пытаюсь пробиться к тебе, но ты отклоняешь любые попытки.

Данила никак не реагировал на отчаянный вопль материнской души и стал спускаться в сад. Анна Николаевна в отчаянии удалилась наверх.

Погода внезапно испортилась, листья за окном бились в осенних предсмертных судорогах. Я с тоской смотрела на них и понимала, что надо уходить. У хозяев много своих забот. Окинув взглядом веранду моей начавшейся взрослости и легко коснувшись пальцами некоторых, ставших такими знакомыми предметов, я быстро побежала прочь.

Вернувшись к себе, я стала собирать вещи, даже не задумываясь о том, что мы уезжаем только через пять дней. Внутренне я уже пересекла границу дачной жизни и устремилась к новым целям. Собственно цель была одна, но очень призрачная. Как добиться Митиного расположения… Как не потерять этих людей, которые так меня очаровали… Сейчас самое неподходящее время для выстраивания будущих взаимоотношений. Я очень надеялась, что меня позовут снова, но не была в этом убеждена. Мои раздумья прервал приход Ольги.

— Я, между прочим, стою здесь уже пять минут.

— Ой, я задумалась, прости, проходи.

— Я вижу, что ты замечталась. Прекрати свои бесплодные попытки, Лера. Я Митю знаю с детства, ему никто не нужен.

— «Никто» — может быть, но…

— Ты хочешь сказать, что воздыхание влюбленной малолетки перевернет его отношение к жизни? Это смешно.

— Кому смешно? Мне — нет. Давай сменим тему. Ты зачем пришла?

— Вообще, я хотела тебе рассказать о тех предположениях, которые строятся в моем доме по поводу убийства Иллариона Валентиновича. Я слышала, как мама сказала, что Ларика вполне могли убрать.

Я насторожилась.

— Что ты имеешь в виду?

— У него была очень специфическая работа, он мог кому-нибудь помешать. Его боялись. Он знал много тайн.

— Каких тайн?

— Государственных. И поэтому следствие скоро будет прекращено. Никто не разрешит им копать.

— Я уверена, что Руфа добьется справедливости и не даст закрыть дело.

— Кто ее будет слушать?

— Никто, — раздался голос за окном, — ты, Оля, права.

Мы резко обернулись и увидели Данилу, опирающегося локтями о подоконник в попытке влезть в комнату.

— А вам, девушки, советую свои соображения оставить при себе.

Я впервые была очень рада видеть Данилу.

— Что ты тут делаешь?

— Я пришел за тобой. Руфа просит тебя прийти помочь ей.

— Конечно, я сейчас!

От возбуждения я зачем-то попыталась вылезти в окно, но Олькино твердое «Ты куда?» остановило мои неловкие попытки.

— Я жду тебя у калитки, — сказал Данила. — Оль, ты с нами? Эва уже там.

— Да, я с удовольствием.

Чтобы нас не задержали, мы «огородами» выбрались с участка и втроем отправились на ту сторону.

— Данила, а у тебя есть какие-то версии убийства? — светски поинтересовалась Оля.

— Я не люблю произносить слова, в смысле которых не уверен, — жестко отреагировал молодой человек.

«Вот зануда, — подумала я, — по-человечески не умеет разговаривать».

— Что же, ты совсем об этом не думаешь? — удивилась я.

— Я думаю о Руфе. Ей сейчас хуже всех. И очень на вас надеюсь, девочки, поддержите ее и отвлеките.

— Хорошо, — быстро согласились мы.

Прямолинейное молодое восприятие жизни не давало возможности проникать в тонкие перипетии чувств взрослых. От недомолвок Данилы всегда оставалось какое-то недоуменное раздражение. Углубляться в скрытый смысл его слов не хотелось, и дальше мы шли молча.

На актерской территории было тихо и печально. Все скрылись в своих убежищах. Ни единого звука не доносилось из-за высоких заборов. Я впервые присутствовала на столь горестном событии. Скорбные лица, медленно скользящие фигуры и ничего не значащие редкие междометия — вот какая картинка предстала предо мной, когда я вошла в дом.

Не очень понимая, что делать в такой ситуации, я вопросительно посмотрела на Данилу.

— Иди наверх, Руфа там, — скомандовал он.

Я на цыпочках поднялась на второй этаж. Руфа сидела за туалетным столиком и напевала веселые опереточные куплетики. Она не переставала меня удивлять своим поведением.

— Посиди со мной, — сказала она и стала очень медленно и тщательно накладывать грим, потом причесывать волосы. Стояла оглушительная тишина, и только одинокий металлический звук расчески рассекал ее. Я зачарованно наблюдала за дрожащими руками старой дамы.

Сделав последние штрихи, Руфина внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале:

— Ну вот я и стала старой.

— Почему вы так решили?

Я была крайне удивлена ее выводом. Мне казалось, что моя знакомая уже давно не молода, и это открытие меня лично совершенно не поразило.

— Потому что женщина молода до тех пор, пока есть хоть один мужчина, который помнит ее молодой.

— Понятно, — кивнула я.

Вряд ли философские рассуждения Руфины могли тогда затронуть мой молодой незрелый ум. Мне просто очень нравилось созерцать все эти странные превращения.

— Надо идти, это мой последний выход. Хочется произвести должное впечатление. Как ты считаешь, у меня получится?

— Конечно. А почему последний?

— Вырастешь — поймешь. Там много народу?

— Когда я поднималась, было немного, но, судя по шуму, сейчас уже все собрались.

— Ну пошли.

Руфа еще раз очень внимательно осмотрела себя, поцеловала медальон и с правой нога, высоко подняв голову, ступила за дверь.

На веранде, тесно прижавшись друг к другу, стояли соседи. Как только хозяйка появилась на верхней ступеньке лестницы, все смолкли и грустно воззрились на нее.

— Зачем они делают лица, они же совершенно ничего не чувствуют, — занервничала Руфа.