Елена Богатырева - Обреченная на счастье

— Конечно, конечно, — засуетился Иван Митрофанович, — одну минутку. Я все их храню уже многие годы.

С этими словами он полез в шкаф, достал оттуда миниатюрную шкатулочку, потемневшую от времени, и вынул из нее ровно пятнадцать небольших рисунков. Я дрожащими руками взяла эти бесценные рисунки и принялась разглядывать. На каждом была я, нарисованная, очевидно, рукой Ола. Наглядевшись на себя вволю, я передала рисунки Володе, который начал изучать их, чуть ли не обнюхивая. Лялька пыталась подсесть к нему поближе и заглянуть, но он попросил ее подождать своей очереди, и теперь она ерзала на стуле и строила всякие рожицы, означавшие предельное нетерпение.

— Вот, собственно, и все. Я ждал. Каждый год приходил ваш портрет. А вас все не было. Но я не жалуюсь. Жизнь у меня все это время была настолько интересная, что я не отказался бы пожить так еще лет десять. То приду домой — а у порога мешок риса стоит. Большой мешок, а рис в нем — отборный, размером с фасоль. Я со всеми соседями-пенсионерами делился. Нас здесь, знаете ли, много одиноких. Потом как-то цветок появился странный…

— Черная лиана, — скорее уточнила, чем спросила я.

— Угадали, — отозвался Иван Митрофанович. — Она теперь у меня на кухне живет. Я ее листики как-то раз вместо чая заварил да и пристрастился со временем. Так знаете, с какой стороны у меня сердце, больше не знаю, не ведаю. Потом как-то полбарана подбросили. Я его полгода ел. А потом вот — Кузьму подослали.

Услышав свое имя, кот бросился к хозяину на колени и принялся урчать на всю комнату.

— А самого Ола вы больше не видели? — спросила я, теряя последнюю надежду.

— Нет, — ответил Иван Митрофанович. — Ни разу.

Мы еще посидели немного молча, потом поблагодарили старика и стали собираться восвояси.

— Вы знаете, — сказал он, когда мы уходили, — я так привык жить где-то рядом с вами, думать о вас, что даже не представляю, как буду теперь. Вы заходите иногда, ладно? А если про Ола что узнаете, уж подайте весточку.

— Хорошо, — пообещала я. — Обязательно.

— Очень интересно было бы узнать, чем вся эта история кончится, — сказал на прощание Иван Митрофанович.

Мне, кстати сказать, тоже было ужасно интересно, чем все кончится; но пока угадать это было невозможно.

— Ляль, ты у нас специалист по прическам, — сказал Вовка, когда мы сели в машину. — Ну-ка вспомни, когда Ал постриглась?

Лялька напрягла память и лоб, пошевелила мозговыми извилинами и выдала:

— Лет пять назад.

— А ты ничего не заметила на этих рисунках? — спросил Вовка.

— Нет. — Мне тут же захотелось рассмотреть их получше.

— Смотри — на десяти из них ты с длинными волосами, а на пяти последних — с короткой стрижкой. Смотри еще внимательней: на первом рисунке ты совсем девочка, а на последнем — такая, как сейчас.

— Что ты хочешь этим сказать? — все еще не понимала я.

— Хочу еще спросить: ты знаешь, кто это рисовал?

— Ол, — ответила я.

— Ол, — подтвердила Ляля. — Манера рисунка очень похожа на ту картину, что у ее родителей висит.

— А теперь слушайте! — торжественно произнес Вовка. — Твой Ол находится где-то совсем рядом. Он тебя часто видит, видит, как ты меняешься. Он не посылает свои рисунки по почте. Почему? Потому что легко может занести их старику сам. Он рядом! Ты должна найти его!

— Но где?! — воскликнула я в отчаянии.

— Подождите, а может быть, он приезжает сюда только раз в год, — начала Лялька.

— Нет, — поморщился Вовка, — ведь старику помогали все время, а не раз в год.

— Но, может быть, сейчас его здесь нет? — не унималась Лялька.

— Есть, — сказала я.

— Почему ты так уверена? — удивилась она.

— Потому что нашла сегодня у своего порога золотую монету мертвой страны…

Когда мы подъехали к моему дому, Ляля подержала нежно меня за руку, а Вовка сказал:

— Ничего, Ал, не грусти! Будем думать дальше.

И я вернулась домой.

Последние дни я очень мало спала и теперь, послонявшись немного по комнате, почувствовала страшную усталость. Выведя песика на вечернее гулянье раньше обычного, я завалилась в постель в половине девятого и уснула мертвым сном. Утром я проснулась без всякой радости и даже без всякой надежды на нее. Полежала в кровати, пока Дракон не спел все арии своего репертуара типа «А гулять-то мы когда» и «Нам пора-пора-пора», я лениво встала, оделась и вышла с ним во двор. Погода, оказывается, резко испортилась, а я вышла в майке с коротким рукавом, не удосужившись даже выглянуть на улицу. Поэтому гулянье наше надолго не затянулось. Открывая дверь своей квартиры, я уже слышала, как во все горло вопит мой телефон.

— Алло! — закричала я в трубку, надеясь, что это Вовка произвел на свет очередную бесценную идею.

Но узнала голос своего начальника, который, с трудом сдерживая ярость, напоминал мне, что я вчера должна была сдать статью, но так и не появилась в редакции. Такого со мной еще никогда не случалось, но это вовсе не смягчало его сердца, скорее, наоборот. Если бы случалось, он бы на меня и не рассчитывал, поэтому сейчас у него не горел бы номер. Пообещав ему, что сдам статью с минуты на минуты, как только поймаю такси, я бросилась ее заканчивать.

В страшной спешке я забыла переговорить по душам с моим другом-компьютером, и когда попыталась войти в программу, он вдруг завис. Это было неприятно, но не смертельно. Я выключила своего друга и бросилась в родную редакцию.

Там ждала меня еще куча работы: что-то за кого-то переписать, что-то просмотреть, что-то прочитать. В результате к концу дня орудие производства — то есть голова моя — страшно разболелось. Я вернулась домой с новым заданием и, съев таблетку анальгина, решила не откладывать дело в долгий ящик мало ли что может случиться в ближайшее время. Сев к компьютеру, я принялась нежно ворковать о нашей с ним взаимной привязанности, о его сверхспособностях и прочих достоинствах. Но, как я ни старалась, передо мной расстилалось пространство ДОС, а программы загружаться не желали. Я занервничала, потому что на статью мне дали только два дня. Времени церемониться с «лучшим другом» и полночи расхваливать его не было.

Мальчик-хакер, тот самый, который как-то посоветовал мне с компьютером беседовать, жил в соседней квартире, и мне ничего не оставалось, как обратиться к нему за помощью. Сдвинув назад козырек бейсбольной кепки, он явился ко мне позевывая, с видом уставшего от международного признания программиста. Минут семь поковырявшись, он добился от моего друга взаимности: компьютер заурчал и начал грузиться.

Я как могла поблагодарила юного хакера и даже попыталась дать ему немного денег. Но он не взял. Вдруг взгляд его упал на вазу, которая стояла теперь у меня на столе.