Мила Бояджиева - Рим, конечно Рим! или Итальянское танго

- Все было очень пристойно. Очень мило... - Спокойно согласилась Паола. - Не знай я о репутации Вествуда, о Ларе Арман, с которой у него продолжались отношения... Да, и к тому же "голубой принц"... Алчность, это страшное чувство. Страшнее чумы и СПИДа. Она разъедает совесть, ум. Она превращает человека в зверя.

- Мне известно, сеньора, что легендарный камень хранился в сокровищнице дель Форте из поколения в поколение, переходя по наследству мужчинам этого рода. Лишив отцовского благословения Леонардо, синьор дель Форте отрекся от сына и переписал завещание - камень предназначался Рите, а затем, в случае её гибели, - членам её новой семьи.

- Ах, уважаемый инспектор, если бы вы знали, как мало волновали Риту деньги и материальные блага! К своему наследству она относилась пренебрежительно, имени, дающего положение в обществе, чуралась, а в отношении "голубого принца" была непреклонна. Рита настаивала, чтобы камень оставался в этом доме. "Лишь мой сын, похоронив меня, решит, где держать свой фамильный талисман. Но это будет очень нескоро, "- говорила она, смеясь... Словно накликая беду...

- По преданию, этот камень оберегает своего владельца от дурных сил. По этой причине продать "голубого принца", насколько мне известно, нельзя, - проявил Курбе свою осведомленность. Недаром же о чуть не до утра читал "Популярную историю аристократических родов Италии".

- Ни продать, ни украсть, - сказала Паола. - Конечно, цена бриллианта очень велика, что делает его предметом вожделения для проходимцев и безбожников. Но только подаренный или перешедший по наследству, "голубой принц" обладает магической силой. Вор или человек, рискнувший купить этот камень, обречен. Несчастья затравят его, как охотники зайца. - Глаза Паолы гневно сверкнули. Конечно же, она ждала возмездия, и не столько от судебных инстанций, сколько от фамильной реликвии.

- Прекрасная легенда, сеньора делла Форте. Воспитывающая честность и бескорыстие... Однако, в эпоху торжествующего цинизма и лицемерия, порождающих жестокость, предания о вере и чести сильно обесценились. Курбе смущенно пожал плечами, будто признавал свою вину в деградации нравственных устоев общества.

- Я рада, что нашла в вашем лице союзника. - Графиня слегка понизила голос и властно посмотрела на собеседника. - Вы уже почти согласились со мной, сеньор Курбе, что Элмер Вествуд, циник и лицемер по своей человеческой природе, был способен на жестокость... Он мог превратиться в зверя под влиянием обстоятельств и он сделал это... Он уничтожил наследников "голубого принца" и завладел камнем!

- Не хотите ли вы сказать, что бриллиант пропал из вашей сокровищницы? - поинтересовался Курбе, сдерживая дрожь нетерпения: чутье ищейки подсказывало, что он вышел на верный след.

- За пять дней до Рождества Рита с супругом приезжали сюда, чтобы поздравить. Они принесли извинения по поводу того, что не смогут провести праздничную ночь со мной... Их пригласили к себе какие-то очень важные для карьеры Элмера друзья... - Паола взяла четки, стараясь вернуть сдержанность и самообладание. - Я способна понять это. И даже то, что Рита попросила у меня "голубого принца". Она сказала, что с этого дня камень "будет жить дома, оберегая их очаг и будущего ребенка"... - Слезы вновь покатились по щекам Паолы. Четки не помогли, - она с силой сжала агатовые нити в ладони.

- Ваша дочь решила хранить бриллиант дома?! Где же он сейчас, в квартире Вествуда? - подскочил Курбе, не ожидавший такого поворота событий.

- Разумеется, нет. Рита отнесла камень в сейф банка "Грамо", где мы всегда хранили наши бумаги. Директор банка подтвердил это. Перед Рождеством, когда я справлялась о визите дочери. Да, да, перед самым Рождеством.

Курбе едва удержался, чтобы не кинуться к телефону немедля. Но он постарался сохранить спокойствие.

- Кто может извлечь "голубого принца" из вашего фамильного сейфа? спросил он Паолу, уже представляя себе ответ.

- Теперь я. Конечно же, я. Или... тот, кому могла перепоручить полномочия сама Рита. - Паола значительно посмотрела в глаза инспектора. Легкая улыбка искривила её бледные губы.

Курбе торопливо раскланялся и с ощущением холода в животе покинул старинное поместье, дотошно описанное в главе "История провинции Андрия".

Инспектор мчался в Рим, прокручивая в голове возможные варианты ожидавших его в банке известий. Мысленно он чертыхнулся, проклиная свою доверчивость, когда директор банка "Грамо" положил перед ним доверенность сеньоры Маргариты Гватичелли дель Форте, в соответствии с которой сделанный сеньорой вклад был вручен её наследнику, вдовцу Элмеру Вествуду. Два дня назад. "Вполне возможно, что эту русскую девчонку кто-то здорово подставил", - подумал инспектор, вспоминая упорное молчание Лариной на последних допросах.

Отделение женской тюрьмы Мантеллатэ, где содержали заключенных в ходе предварительного следствия, произвело на Кристину хорошее впечатление. Однажды ей приходилось навещать бабушку в московской районной больнице и это печальное место надолго запечатлелось в её памяти. Многоместные палаты, набитые дурно пахнущими, измученными старухами, койки в коридорах, где мимо распростертых под капельницами страдалицами сновали люди в пальто и злые санитарки, выносящие судно. Все находящиеся здесь боялись пуще всего другого пропустить серию телефильма с участием Вероники Кастро, а также сквозняков. Поэтому в холле, где находился телевизор, собирались на полчаса раньше, а окна и форточки накрепко задраивали. Богатые плакали, а здесь задыхались, изнемогая от вони и беспомощности, бедные.

Помещения Мантелаттэ регулярно проветривали, а в камере с Кристины оказалась всего лишь одна соседка - пожилая арабка, говорившая по-итальянски совсем плохо. Кровати располагались как полки в вагоне СВ и были застелены темно-голубым чистым бельем. Такого же цвета "джнсовый" костюм был выдан и Кристине вместо её кружевного платья. И полукеды, совершенно новые, вкупе с синими хлопчатобумажными носками. Унитаз скрывала обложенная кафелем стена, а на зарешеченное окно можно было опустить пластиковые жалюзи.

Насмотревшаяся ужасающих фильмов, Кристина по дороге сюда измышляла способы самоубийства, в том случае, если в перенаселенной камере на неё нападут садистки-лесбиянки. Очутившись в компании арабской бабки, она не могла поверить в свое счастье: старуха, плачущая и стонущая по ночам, сама дрожала от страха, забившись в угол. После десяти дней допросов Кристина поняла, что следствие движется к завершению. Ее вина практически доказана. Предстоял суд, а после суда, увы, "санатория не жди, такой житухи, как здесь, не будет", объяснил ей помощник Курбе.Кристина надеялась на заступничество российского посольства, но в случае столь серьезного преступления, как убийство беременной женщины, представительницы аристократического рода, рассчитывать на смягчающие обстоятельства ей не приходилось.