Мила Бояджиева - Бегущая в зеркалах

Город оказался Парижем, квартира в верхнем этаже старого неухоженного дома, принадлежала "дедушке Мишелю", а сам Азхар стал его внучатым племянником Филиппом, о чем свидетельствовали оставленные Учителем документы.

Азхар-Филипп выдел Учителя в последний раз в тот день, в незнакомой комнате, в углу которой рядом с черным бубнящим по-французски репродуктором сидел сухощавый старик в какой-то женской обвисшей вязаной кофте. Старик поглаживал свернувшуюся на коленях полосатую кошку и молчал, пока Учитель до боли сжав плечи еще не пришедшего в себя мальчика, что-то быстро и веско говорил ему по-арабски. Много раз потом Филипп пытался вспомнить эти слова, но в памяти всплывали лишь обрывки фраз, повторяемые Учителем веско, как заклинание: "Власть захватили враги, они преследуют твою семью. Ты должен забыть на время свое прошлое, ты должен во всем слушаться Мишеля, ты должен выжить и повзрослеть, а потом - отомстить. Ты должен ждать..." Еще Филипп знал, что было произнесены страшные слова: "белые убийцы", пугавшее с детства любого восточного человека. Всякий знал, что за этим названием древнего вездесущего союза убийц стоит глухая тайна, всемогущая власть и нечеловеческая жестокость.

В чем состояла роль "белых убийц" в трагедии его семьи, мальчик не знал, но постоянные кошмары, начавшие его преследовать по ночам с того самого дня, приобрели навязчивый характер - убийца-зомби настигал свою жертву за всеми дверями и запорами.

Дедушка Мишель - старый юрист, когда-то опекавший в Сорбонне отца Азхара, а ныне одинокий вдовец, живущий на скромную пенсию, получил из Тегерана банковский счет, который должен был использовать на образование и воспитание мальчика.

В течение четырех лет новоиспеченный Филипп посещал частную школу, приспосабливаясь к иной жизни, и после трудного первого года, переболев своим прошлым, довольно быстро преуспел: в его французском почти исчез акцент и старик был потрясен, застав как-то своего "внука" на футбольной площадке, гоняющим мяч в компании горластых длинновязых сверстников.

Жизнь этого странного трио - старика, беспородной кошки Зизи и арабского юноши уже как-то наладилась, когда Мишель получил анонимный конверт и сразу понял, откуда пришла весточка. В письме назначалась встреча на железнодорожной станции парижского предместья, куда "дедушка" должен был прибыть вместе со своим "внуком". Осторожный юрист сжег письмо в газовой духовке, а Филиппу ничего не сообщил. Не успел.

Ночной кошмар настиг Азхара в виде дедушки Мишеля, сидящего в своем скрипучем кресле-каталке с перерезанным от уха до уха горлом. На подоконнике рядом с истекающей молоком перевернутой бутылкой застыла Зизи, глядя на хозяина неподвижными всезнающими глазами. Дверь в квартиру была не заперта. Запечатлев в одно мгновение открывшуюся ему картину кровавого смертного покоя, Филипп бесшумно выскользнул на улицу как был - в кедах, со спортивной сумой на плече и сгинул в чреве вечернего переполненного метро. Благодаря чему, по-видимому, и спасся.

Все это он рассказал Алисе в то же утро, когда вернув украденный кошелек, поплелся за девушкой к автобусной остановке по спокойным, ухоженным улочкам Шамони.

Но Алиса в этот раз на занятия не поехала, а резко свернув в переулок, ведущий к окраине, бросила своему спутнику:

- Пойдем!

Они молча вышли к каким-то безлюдным складам, где усевшись на толстое сосновое бревно, предусмотрительно прикрытое рисовальной папкой, девушка приняла позу терпеливо-внимательного присяжного заседателя.

- А теперь рассказывай все. И помни - я тебе не полицейский участковый - лапшу на уши не вешать. И не расистка - твой цвет кожи меня ничуть не смущает.

Повествование Филиппа, конечно же, мало походило на правду. Но придумывать этакое за какие-то 5 фунтов, лежащие в ее кошельке, было нерезонно. Убеждала последняя часть рассказа - те три месяца жизни, которые беглец провел на "дне", среди парижских босяков, сразу же обчистивших наивного арабчонка дочиста, а потом, когда расплачиваться за ночлег ему было уже нечем, приказавшим: - "укради!"

Задавая каверзные вопросы по ходу дела, типа меню на тегеранской вилле, адреса и чина "дедушки" Мишеля, цитат из корана и названия парижских ресторанов, Алиса пришла все же к выводу, что "легенда" парня правдива и постановила:

- Пока ты поживешь у нас, а потом что-нибудь придумаем. Есть же в конце концов какие-то дипломатические каналы...

4

Так в семье Меньшовых-Грави появился Филипп. Его формально определили садовником в загородном доме Александры Сергеевны, ожидая, что этот авантюрист чем-то выдаст себя, расколется и тогда уж несдобровать доверчивой, упрямо отстоявшей своего нового приятеля Алисе. Но все произошло ровно наоборот: на праздничном семейном приеме третьего сентябре в честь семидесятилетия отца сияющая, повзрослевшая Алиса представила всем присутствующим Филиппа как своего жениха.

В гостиной меньшовского дома на Рю Коперник собралось по меньшей мере около сотни гостей, среди которых были друзья из эмигрантских кругов, деловые партнеры юбиляра, старинные знакомые и новые знаменитости, всплывшие в этот сезон на волне культурно-интеллектуальной популярности писателя, художники и даже известный шоумен, запрявляющий делами от Лидо до Фоли Бержера. Он был грациозен, выдавая сразу же балетное прошлое, оживлен и неизменно носил крохотную красную гвоздику в петлице, что толковали и как иронию на розетку Почетного легиона и как подтверждение то ли прокоммунистических, то ли гомосексуальных наклонностей. Звонкий фальцет Валери, слышный из любой части зала, склонял все же к достоверности последней версии.

У рояля сидел, легонько "выписывая" затейливый рисунок грустного армянского напева, модный шансонье, с печальными глазами Арлекина на маленьком обезьяноподобном лице.

Появление Филиппа на сцене этой семейно-официозной идиллии было обставлено Алисой с артистическим вкусом к театральным эффектам. Она выбрала именно тот момент, когда наступил переход от торжественной части вечера к свободной расслабленности, когда гости, покинув столовую, разбились на вольно беседующие группы, а освещение было сведено к режиму "интима"

- лишь потрескивающий камин и шеренги свеч в канделябрах освещали зал.

Алиса подошла к роялю и что-то шепнула пианисту - мелодия ушла в русло едва журчащего piano. Девушка хлопнула в ладоши, привлекая внимание и, почувствовав, что стоит в центре вопросительной тишины, торжественно объявила: "Дорогие бабушка, мама, папа, дорогие друзья - маленький сюрприз. Я хочу представить вам моего друга, гостя из далекой страны". Она вывела в круг любопытных взглядов статного юношу в безупречно сидящем черном смокинге. В том, как он двигался, как почтительно склонился к руке Алисы, искушенные взгляды сразу отметили породу. А когда гость выпрямился, обведя присутствующих гордыми, чуть насмешливыми восточными глазами, в комнате повисла шоковая тишина. Все сразу оценили пикантность ситуации: необычайная красота юноши, его раса и явно фиктивное имя в сочетании с подчеркнуто-значительной "подачей" Алисы представляли интригующую загадку.