Мила Бояджиева - Сладкий роман

Отчасти она оказалась права. Схватки начались неожиданно. Конечно же, Пат перепутала сроки или сделала что-то не так. Доктор Эванс, посетовав, что плод несколько великоват, а конституция матери чрезвычайно хрупка, заявил о необходимости кесарева сечения. Сознавая серьезность ситуации, Сесиль немедленно позвонила зятю, к которому испытывала уважение, смешанное с чувством тайной антипатии и даже страха.

В восемь часов утра Эрик вихрем влетел в холл клиники и, увидев тещу, коротко информировал её о том, что уже беседовал с доктором по телефону и намерен лично переговорить с женой без всяких помех.

...Пат рыдала на плече мужа. Уже по тому, как он вошел и посмотрел на нее, как напряженно обнимал её плечи, молодая женщина почувствовала что-то неладное.

- Довольно, дорогая. Тебе вредно нервничать, - супруг осторожно опустил Патрицию на высокую подушку и аккуратно поправил одеяло. Затем сел, придвинув кресло, достал из внутреннего кармана пиджака футляр. Поздравляю, благодарю за девочку. Мне показали её - крупный, здоровый ребенок.

Патриция увидела браслет с крошечной ящерицей усыпанной бриллиантами.

- Спасибо, милый. Это чудесная вещь, - прошептала она, совсем неуверенная в том, что будет с удовольствием одевать памятное украшение. Она знала, как ждал Эрик сына - наследника, продолжателя дела, идейного союзника, духовного приемника. Он все определил и продумал заранее: план обучения мальчика, принципы воспитания, атмосферу дома, должную стать с появлением сына более деловой и строгой. И не сомневался, в том, что станет кумиром и образцом для подражания.

- Дорогая нам надо серьезно поговорить. Думаю, откладывать разговор не этично и не гуманно. Взрослые люди не должны потворствовать произрастанию фальшивых иллюзий. - Эрик сложил на коленях руки и выпрямился в кресле. Узкое, бледное лицо выражало непоколебимую решительность, основанную на чувстве собственного превосходства.

Патриция молчала, перебирая браслет похолодевшими пальцами. Она любила этого человека уже три года, и лишь забеременев, смогла отказаться в общении с ним от официального "вы". Но перейдя с женой на интимный тон, Эрик не лишился возвышающего его над обыденностью и житейской пошлостью пьедестала.

За обеденным столом, во время лирических прогулок вдвоем, и даже в постели с любимой супругой он оставался достойным отпрыском древнего рода Девизо, относящегося чуть ли не к наследникам Юлия Цезаря.

- Доктор Эванс сообщил мне, что в результате произведенной операции, ты лишилась возможности материнства. - Эрик великодушно сжал руку сраженной известием жены. Он вряд ли простил её, но считал гуманным создать видимость прощения. - Физические упражнения и строгая диета позволили бы избежать хирургического вмешательства и связанных с ним последствий. Но в вашей семье, как известно, легкомыслие сочетается с ленностью и пристрастию к сладостям.

Патриция не слушала. Тихие слезы катились по её щекам, а на душе было пусто, как и в бесплодном теперь, ноющем животе. Вот так в одно мгновенье разрушилась её благополучная, до мелочей налаженная жизнь.

- Бессмысленно изводить себя запоздалыми упреками, - Эрик выдавил фальшивую улыбку. Ему было приятно, что жена страдает от своей потери, в которой сама же, конечно виновна. Эванс по доброте душевной говорил об узких костях таза госпожи Аллен и злой случайности, повернувшей плод в самое неудобное для родов положение. Но Эрик Девизо не сомневался - если бы супруга хоть отчасти была наделена присущим ему здравым смыслом и старательно придерживалась советов мужа, они бы имели не одного, а нескольких отменных сыновей.

- Боже... Боже! Мне так горько, Эрик... Я... я должна была умереть! Пат зарыдала, спрятав лицо в ладонях.

- Перестань, не следует усугублять свое недомогание. - Муж поморщился и крепко стиснул тонкие губы. На секунду он задумался:

- И ещё одно. Это надо решить прямо сейчас, Патриция. Если хочешь, воспринимай сказанное, как ультиматум с моей стороны. - Эрик не счел нужным, отложить неприятный разговор. Ему хотелось нанести ещё один удар обманувшей его лучшие надежды женщине. Этой изнеженной, очаровательной, беспечной как птичка, французской красотке, которую он однажды возжелал с такой силой, что сделал своей женой. - Милая, речь идет о судьбе нашего брака, - голос Эрика стал изуверски вкрадчивым. - Ты никогда больше не выйдешь на сцену, если имеешь намерения остаться со мной. Ты должна стать примерной женой и матерью. Не такой... не такой вертушкой, как это принято в твоей семье...

Патриция промолчала, опустив мокрые ресницы. Ее всегда больно ранила неприязнь мужа к своей матери, Парижу, Франции, - всему, что окружало её с детства - порханию музыки в просторных комнатах, запаху свежей краски, исходящей от приобретенных отцом картин, открытости и демократизму их шикарного "богемного" парижского дома, духу грациозной непринужденности, легкой насмешки в решении всех жизненных проблем, включая самые серьезные, относимые Эриком к рангу "стратегически важных действий". Аллены славились широтой взглядов, утонченностью вкусов, великодушием и снисходительностью, свойственными редкому союзу богатства и искусства.

Патриция гордилась своей семьей, не позволяя обычно Эрику переходить в открытое наступление. Cейчас у неё не было сил возмущаться, спорить, сетовать, просить пощады. Неудержимо клонило в сон и хотелось, что бы этот человек с убийственно - спокойным голосом ушел.

- Потом, потом поговорим, Эрик. Прошу тебя, позже. Мне нехорошо.

- Теперь или никогда. Я хочу разорвать этот порочный круг сейчас же. Хорошая актриса не может быть достойной супругой, а достойная супруга не станет лицедейкой. Выбирай.

- Хорошо. Ты победил, Эрик, - Патриция горько улыбнулась, зная, как всегда льстило мужу придуманное ею обращение - "Мой победитель". Сейчас в её голосе сквозила грустная ирония.

- Отлично. Остальное обговорим дома, - довольно кивнул Эрик, не выносивший "психологических драм" - и нажал кнопку звонка. В дверях тут же появилась Сесиль, а за нею медсестра с запеленатым младенцем в руках.

- Ну, наконец - то! Поздравляю, девочка моя! - Сесиль бросилась к дочери, почти оттолкнув освободившего ей место зятя. - Почему слезы, милая? Сегодня у нас большая радость! Ну-ка, возьми, подержи свою малышку - она такая прелесть!

Патриция неуверенно придержала рукой дочь, уложенную ей под бок медсестрой.

- Мама, ты ещё не знаешь... - начала она.

- Все, все знаю, дорогая. Значит, так распорядились на небесах. Там решили, что наша крошка должна стать единственным сокровищем своей семьи, главной и неповторимой. - Сесиль склонилась над ребенком, дотронувшись до сжатой в кулачок крошечной ручки. - Эрик, дорогой, подойдите же ближе, не бойтесь!