Мила Бояджиева - Сладкий роман

- Но могу ли я что-нибудь услышать?

- Скажите, мадам, если это не секрет... Я вижу крепкую руку... Это не одаренный новичок, нет... Это зрелый мастер. И не похоже ни на кого из известных мне композиторов, которых я мог бы заподозрить в авторстве... Неужели ничего из собранного здесь не исполнялось?

- Увы, эти вещи недавно написаны... И я бы хотела сохранить в тайне имя моего друга.

- Ну, тогда начнем с этюда № 3... Подумать только, Луи Карно довелось стать первым исполнителем этой чудесной вещицы!

Маэстро извлек скрипку, раскрыл нотный альбом, подперев его канделябром, а я включила магнитофон, надеясь поймать в свои сети летучее волшебство бесплотного дара Майкла.

Карно заиграл. От первых же легких, щемяще-нежных аккордов у меня перехватило дыхание. Вихрь звуков сводил меня с ума, оживляя воспоминания, бился о стены, просясь на волю - на просторы огромного концертного зала или под купол бездонного ночного неба, мерцавшего тогда над Башней...

Мое смятение было тихим - в кресле у окна сидела глубоко задумавшаяся, погруженная в себя женщина. С тем лихорадочным блеском в глазах, по которому каждый француз сразу распознает "ла мур".

- Мадам позволит сыграть ещё эту фугу? - спросил Карно, едва закончив этюд.

Я позволила и до поздней ночи не могла оторвать скрипача от листов ему хотелось играть ещё и еще, выхватывая сверкающие драгоценности из моей сокровищницы.

- Мсье Карно, я очень благодарна вам. Вы чудесно играли. Готова поклясться, что второй раз в жизни получаю такое удовольствие от скрипки, завершила я затянувшийся за полночь концерт.

- Первым исполнителем, конечно, был ваш друг? Спасибо, - это прекрасный комплимент... Ну что вы, мадам, здесь слишком много... - Карно не решался взять протянутые мной деньги. - Ведь мне и самому доставило удовольствие сыграть это... Я очень советую вам передать ноты в хорошие руки, если о них не заботится сам автор. Вы не представляете, какие грязные истории случаются на музыкальном Олимпе. Вас могут просто-напросто ограбить и в один прекрасный день вы услышите эти вещи под совсем другим именем... Поверьте, - я хорошо изучил эти трюки...

- Благодарю за совет, маэстро. Приму все меры, чтобы сберечь свою музыку.

В сейфе адвоката я оставила копию альбома "Dixi de Visu", а в тщательно составленном завещании оговорила, что подлинник является собственностью господина Артемьева, как и моя часть усадьбы Вальдбрунн, унаследованная от Клавдии Штоффен. Денежные счета я завещала Алану Герту "в фонд творческих исканий".

...Ал поймал меня по телефону, как только я переступила порог своего дома после визита в Москву.

- Что это значит? Мне уже известно, что ты была в России. Твой русский "кузен" - действительно так серьезен? Или это очередная дурь, Дикси?

- Меньше всего мне хотелось причинять тебе боль.

- Да, подходящий момент для скандала. Кажется, съемки пока откладываются. Мой продюсер слинял. Я тоже не на взлете. Займусь чем-нибудь другим. Скис, словно выжатый лимон. Объект для насмешек и сострадания. Удар ниже пояса, Дикси.

- Умоляю, прости меня когда-нибудь, когда сможешь. Наверно, это та самая "мозговая любовь", похожая на чуму. Я просто больна, Ал.

- Детка, не натвори глупостей. Если твой чумной принц окажется дерьмом - а я это точно предвижу, возвращайся. - Он попробовал иронично рассмеяться. - Мы будем разводить детей и печатать автомобильные покрышки на моем заводике.

- Нет, милый. Я выхожу замуж за кузена. А деньги у тебя обязательно появятся, как и творческий голод. Хорошего тебе аппетита, Ал.

...В завещании я так и указала - "Алану Герту на обеспечение творческих поисков в области киноискусства".

Мне пришлось поломать голову над тем, кому же оставить свою парижскую квартиру. Вот, что значит, - не иметь наследников: приходится думать о благотворительности, воображая неожиданную радость осчастливленного лица и его горячие благодарные слезы. Таковым лицом легче всего представал в моем воображении Чак - уж он-то не даст соскучиться этим апартаментам, и особенно, голубой спальне. В конце концов, я сильно провинилась перед ним, а требование (высказанное в посмертном письме) - принимать на моей кровати лишь дам с голубыми глазами, не будет уж слишком обременительным. Не стану же я, в самом деле, рассчитывать, что Чакки посвятит свою интимную жизнь "мемориальным свиданиям", воображая при каждом новом сражении, что имеет дело со мной.

А Лола получит картины деда. Только вряд ли это сможет порадовать старушку или облегчит её горе. Она и впрямь любит меня. По крайней мере, у женщины, преданной дому Алленов, не будет нищенской старости.

Осуществляя задуманное, я все больше увлекалась, незаметно скатываясь от трагедии к фарсу. Смешно, в самом деле, собственными руками готовить себе смертное ложе - слишком красиво и попахивает бутафорией.

И все же я нашла в себе силы навести последний порядок в доме, выкинув в контейнер для помощи бесконечным беженцам кучу личных вещей - белья, платьев, парфюмерии. Сколько же лишнего барахла разводится вокруг нас этом мире!.. Странно, но я проделываю эту операцию уже второй раз. Правда, дары нищим от хозяйки поместья намного щедрее и за квартиру, которую вскоре опечатает в компании любопытных понятых полицейский инспектор, мне не стыдно - печальный покой, чистота и письмо со шкатулочкой для Руты Валдис: хорошенькие вещицы, которые она так любила: бирюза, резные тибетские деревяшки, флорентийские кораллы и даже памятная клешня краба на замусоленном ремешке.

Перед тем, как закрыть за собой дверь, в плаще и с дорожной сумкой на плече, я вернулась к молчаливому телефону. Код Москвы и номер Артемьева набрался сам собой, но трубку никто не взял. Никто не ринулся на частые, призывные гудки, захлебывающиеся, как мольба о помощи... В Москве три часа дня, значит, все разошлись по своим делам. Я представила стоящий в коридоре на полке старомодный зеленый аппарат, старательно призывающий отсутствующих хозяев.

И ещё один завершающий штрих - код Рима, вялый голос Сола, тут же снявшего трубку:

- Спасибо, что не забываешь. Слышал, скоро свадьба? Мои поздравления. Алан - стоящий парень.

- Как твоя поясница, Сол?

- Хандрю, валяюсь. Каждый день принимаю толщенную сестру милосердия, сажающую пчел на мою задницу.

- Надеюсь, ты фиксируешь процесс излечения на кинопленку?

- Увы. О работе забыл. Даже свадьбу твою не удастся снять. Веселись, крошка, под другими объективами... Кода намечено торжество?

- Я тебе сообщу. Выздоравливай, старикан. Через две недели мое сотрудничество с фирмой заканчивается, жаль. Так хотелось получить семейную хронику, снятую профессионалом.

С легкой печалью я опустила трубку - жуткая "фирма", совсем недавно приводившая меня в брезгливый ужас, отправилась на свалку вместе с ненужным тряпичным хламом.