Мила Бояджиева - Успех

- Благодарю, я в курсе. - Сказал пассажир по-английски и кивнул на рекламный буклет. - Успел ознакомиться. Диван в стиле чипендейл, что особенно приятно, способен, отбросив чопорность, легко превратиться в удобное ложе. - Тень хитрой насмешки проскользнула по узкому, смуглому лицу.

"Ага, - смекнул Пиял Сидх, - этот красавчик, конечно же, не намерен проводить время в монашеском уединении. Скорее всего его спутник или спутница едет в соседнем вагоне. Такое случается, когда пара не хочет афишировать свои отношения. Ведь даже на "борт" Экспресса чаще, чем хотелось бы, попадаются любопытные журналисты."

"Интересно, - подумал путешественник, глядя на убегающие за окном огни городских окраин, - Как все ЭТО произойдет? - Он тряхнул головой, отгоняя задумчивость, снял очки и пристально посмотрел на проводника. Сидх отчего-то оробел, опуская взгляд к носкам начищенных ботинок и кашлянул в кулак.

- Вы свободны, любезнейший. - Пассажир сделал жест, отыскивающий в кармане портмоне, но не нашел его и небрежно махнул рукой: - Потом. Я буду щедр, если мы подружимся.

Пиял Сидх заметил, что на узкой кисти "англичанина", словно смахнувшей его за приделы купе, сверкнул лиловым огнем крупный перстень.

Блестящей змеей скользил поезд в растительном буйстве тропиков прямо на юг по перешейку, связывающему Таиланд с Малайзией, летел сквозь солнце, вечное лето, сквозь непостижимое для сдержанного европейца дикое и яркое бытие. Слева, за чредой кокосовых пальм блестела бирюзовая гладь Сиамского залива, справа, гигантскими изумрудными губками вздымались укутанные джунглями холмы, а за ними перекатывало широкую лазурную волну Адамантское море. Зелень рисовых, кукурузных, бататовых и тростниковых полей, отличавшаяся оттенками и бархатистостью, была похожа на лоскуты великолепной ткани, брошенной на горячую землю с королевской небрежностью. Из зарослей крупнолистых деревьев тянуло парниковой сыростью, манящие пряные запахи еды или растений сменялись йодистой духотой гниющих водорослей.

Пасущие буйволов смуглокожие мальчишки кидали в экспресс незрелые початки маиса, скорлупу земляных орехов, а работавшие на полях женщины тяжко разгибали натруженные спины. Любопытными взглядами провожали они уносившуюся вдаль чужую жизнь, пытаясь высмотреть за горящими солнцем окнами сюжеты чужого счастья. Словно картины вернисажа мелькали светлые недра ресторанов, сумрачные глубины купе, в которых можно было заметить букет на столике, сверкнувшее горлышко бутылки, чью-то обнаженную руку, описывающую сигаретой раздумчивые зигзаги. Обманчиво-яркими двойниками заоконного пейзажа вспыхивали во мраке коридорные зеркала и тогда казалось, что вагон стал прозрачен насквозь. Пассажир третьего купе проснулся за полдень, заказал в купе завтрак и облачившись в синее кимоно, нехотя переместился к столу. Глазастая, губастая тайка вкатила столик с посудой, распространявший запах кофе и яичницы с беконом. Услужливо кланяясь, показывая в улыбке ряды крупных зубов, сервировала завтрак. Мужчина проводил любопытным взглядом миниатюрную фигурку, исчезающую в коридорном свете и втянул ноздрями уплывающий вслед за ней запах сладких цветочных духов.

Без всякого интереса отведав блюда "английского завтрака" - скользкий, омерзительно благопристойный поридж, глазунью с золотистыми ломтиками бекона, бисквиты, прослоенные манговым джемом, пассажир долго валялся в постели. Рассеяно просматривал газеты, думал о крупнозубой тайке, глубоком вырезе её кремовой блузки, уводящем взгляд в запретный сумрак, когда она склонялась над тарелками и о чем-то еще, от чего морщилось, как от зубной боли, его сонное лицо.

"Пора, пора начинать спектакль. Конечно, уже пора!" - Говорил он себе, подбадривая к действию, но снова брался за газеты, рассеянно пробегал заголовки и замирал, глядя не в газету, не на плавно разворачивающийся за дрожащими листами горный ландшафт, а в себя - настороженно прислушиваясь к таинственным внутренним процессам. Там, в смутных недрах поджарого тела вызревало беспокойное, восхитительно дерзкое ощущение. Оно крепло, оттесняя тягучую дрему и, наконец, вырвалось наружу, ударив в голову покрепче шампанского. Путешественника переполнило бурление смутной радости, жажда движения, деятельности, предчувствие неведомых дивных ощущений. Внезапно прорезался аппетит и зажужжали с пчелиной навязчивостью остро поставленные, весьма пикантные вопросы.

Бормоча - "любопытно, любопытно же, черт побери!", он вскочил, роняя газеты, ринулся в ванную и там, сбросив халат, предстал перед зеркальной стеной совершенно нагим и встревоженным. Насупив брови, путешественник вглядывался в свое отражение так, будто изучал незнакомца, которому предстояло стать его помощником в весьма нелегком и рискованном деле. С пытливой задумчивостью, переходя от поверхностных наблюдений к умозаключениям, он составил вполне утешительную картину. Параметры 188-80-30 принадлежали смуглому тридцатилетнему шатену индо-европейского типа, ухоженному, здоровому, без видимых анатомических дефектов и физических аномалий. Цифры, конечно же, выбраны с глубоким умыслом. Допустим: шесть футов два дюйма - классический рост ковбоя, восемьдесят килограммов - вес римского легионера, тридцатник - тот возраст, в котором Иесус из Назарета обзавелся славой мессии и чудотворца, когда Александр Македонский сражался на Ганге, а Наполеон получил титул первого консула. Неплохая "наследственность"! Хотя можно подобрать и другой набор примеров.

Внешнее оформление образца мужественности не отличалось изобретательностью. Крепко сработанный манекен, легко превращающийся в изысканного денди с платиновой банковской карточкой в кармане шикозного пиджака, неприметного клерка или фабричного работягу в зависимости от условий - витрины салона на Елисейских полях или дешевого магазина специальной одежды в индустриальном пригороде, продукцию которых ему надлежит представлять.

Владелец восьмидесяти килограммов удачно распределенного на крепком костяке молодого мяса, открыл вентили, впуская в ванну шипящую голубоватую воду, плеснул настоянный на травах бальзам и вновь обратился к зеркалу.

Спортивен, но не профессионально накачан, поджар, но не худ, смугл, но не слишком. Лицо продолговатое с крепким костяком породистого индейца, слегка приплюснутым носом фасона "Будда" и нежно изогнутой линией полных губ, так удивительно передающих улыбку сластолюбивой пресыщенности на скульптурах олимпийских богов. Откинутые назад каштановые волосы падали на плечи, позволяя оценить надежную линию шеи и обратить внимание на вдумчивый безукоризненный лоб.

- Впрочем, не он нам теперь нужен. - Пробормотал мужчина, следуя взглядом за полоской едва обозначившейся курчавой поросли и насмешливо хмыкнул. Проходят века, меняются эстетические каноны человеческого тела но в области "зафигового листка" царит упорный традиционализм. Все на уровне мировых стандартов и даже никакого обрезания.