Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

Мой младший брат не хотел больше жить.

Слезы катятся по моему лицу.

— Все в порядке? — спрашивает Джош. Я киваю в ответ.

Мы останавливаемся около нашего дома на Эвергрин Плэйс. Приближаясь к дому, в своей голове я начинаю воспринимать окружающую реальность, как ее, должно быть, видит Леви. Он хотел покинуть кремово-красный дом, в котором мы выросли. Выйдя на задний двор, я присаживаюсь на веранду и оглядываюсь вокруг. Он хотел навсегда покинуть наше место для костра, батут, который сейчас в опавших листьях, заброшенный домик на дереве. Взбираясь по веревочной лестнице и заглядывая внутрь этого старого домика, я нахожу мою старую детскую кухню и пластиковых солдатиков, которых Леви оставил здесь. Он хотел бросить навсегда и их тоже.

Я растерянно брожу по гостиной. На этом диване мы лежали, когда болели. Поверхность обеденного стола все еще хранила следы от вилок, которые мы втыкали в мягкую древесину. На стенах висят фотографии и таблички, которые мы сделали в память о каждом умершем питомце. Он хотел бросить наших котов, Марки Марка и Снежка.

Я блуждаю по парадному залу, где шесть лет назад мы впервые увидели Джоша. В ту пору он был двадцатишестилетним юнцом, который немного смущался нас. Он вручил мне CD с альбомом группы, которая, по его мнению, мне нравилась (и она мне нравилась), а Леви подарил фигурку персонажа из игры Руины Зендара . Она все еще лежит в подвале в ящике со старыми игрушками Леви. В нераспечатанной упаковке.

Леви хотел бросить все это.

И меня. Как он мог хотеть оставить меня навсегда?

Весь прошлый год я вкалывала на работе, чтобы накопить денег на Францию. Оставшуюся часть своего времени я следила за каждым шагом Жака и была полна решимости влюбить его в себя.

Я поднимаюсь в свою комнату. Сидя на кровати, я начинаю рассматривать висящие на стене фотографии Биг-Бена, Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, Эйфелевой башни, Нотр-Дама и Версаля, где жила и дышала Мария-Антуанетта, где я мечтала найти портал в прошлое и спасти ее от гильотины. Мое сознание заполняется картинками рек, флагов, переполненных улиц и мест, в которых, я клянусь, отыщу недостающие частички самой себя.

Я ощущаю, что наступила пора действовать.

У меня и Леви есть нечто общее. Мы оба хотим сбежать отсюда. Единственное различие в том, что я все-таки хочу вернуться. Я хочу проехаться с Леви по миру, показать насколько он прекрасен и что может предложить, и возвратиться обратно домой, привезя свет внутри нас. Возможно, тогда Леви не захотел бы покидать этот мир.

Я хочу отвезти его туда и возвратиться обратно, и, что куда важнее, хочу, чтобы Леви захотел жить.

И у меня есть шесть тысяч долларов, чтобы сделать это.

За прошедшие пару лет у меня были проблемы с «равновесием» в моей жизни. Так выразился психолог. Большинство людей моего возраста не знают значения слова «сдержанность». Мы коротаем часы перед телевизором, проводим ночи без сна, готовясь к экзаменам, съедаем целые коробки мороженого за один присест, и мне нравится думать, что я особенно хороша во всем этом. Если у меня что-то хорошо получается, то я делаю это, засучив рукава. Когда же что-то идет хоть чуть-чуть не так, я полностью стираю это из головы.

Впервые я увидела Жака Сент-Пьерра в Клубе Глобального Руководства, в его первый день в Америке. Жак выглядел как элитный европейский футбольный игрок. Он был одет в рубашку, заправленную в серые брюки, при этом рукава рубашки были закатаны, чтобы продемонстрировать накаченные предплечья, а на ногах красовались остроносые туфли из красной кожи. Его волосы были уложены кверху и стильно взлохмачены. Каждый раз, когда кто-то заговаривал с ним, его бровь медленно приподнималась, как будто он давал оценку каждому сказанному ему слову, причем все это, чаще всего, заканчивались ухмылкой на его лице.

Жак был красив, родом из долбаного Версаля и говорил на французском языке. Я же потратила годы, чтобы выучить его самостоятельно. Представляясь в Клубе Глобального Руководства, он отметил, что интересуется искусством и философией. Когда он отрыл рот и всего лишь произнес “bonjour”, я растеклась лужицей на полу в классной комнате и была уверена, что сейчас придут уборщицы, чтобы убрать с пола все, что от меня осталось.

Жак был… вечно всем недовольным. Когда с ним разговаривали девушки, он практически всегда закатывал глаза. Он жаловался по поводу школьной еды. Он выражал свое недовольство даже тогда, когда я организовала «Фестиваль французской кухни» с участием кулинарных классов. Я сделала это полностью для него. В кампусе нашей школы был центр по уходу за детьми, и Жак пренебрежительно хихикал каждый раз, когда видел, как очередной студент приводил или забирал своего ребенка или бросал упаковку подгузников рядом со своим рюкзаком.

Ах, да, еще он обманывал и использовал меня потому, что у меня имелась машина, и я была готова ублажать его эго. Я бы продолжала делать это и дальше, но задавалась вопросом, почему он меня никогда ни о чем не просил. До тех пор, конечно же, пока он не сказал мне, что я «Trop grosse». (Слишком большая (фр.))

Мне потребовались месяцы, чтобы просто осознать, каким же он на самом деле был дебилом. А ведь в течение долгого времени я считала, что он - обалденный. Тогла мне казалось, что было необходимо находиться рядом с ним, быть его личным представителем. Специальным, особенным. Конечно, это клише, но он был моим наркотиком, а я - наркоманом. Я использовала его существование в моей жизни для получения острых ощущений и психологического убежища.

Леви, этакий злой дух, преследующий наш дом, долгое время ощущал себя хреново, а я просто отключилась от неприятной для меня ситуации. Все так и оставалось до сегодняшнего дня, ровно до того момента, когда я увидела его в медицинском центре. Вплоть до этой точки, я была уверена, что это было правильным решением – я же защищала саму себя от всего этого ужасного дерьма. А защищать себя - это же разумное решение, не так ли?

Я оберегала себя и закрывала на все глаза. Сейчас я готова это исправить.

Когда я впервые попросила маму и Джоша сесть и поговорить, у мамы появлялось тысяча отговорок: мне нужно быть с Леви, сейчас придет другой врач, я обещала тайно привезти его на ужин в Макдональдс, он ждет, когда я привезу ему чистую одежду… Если честно, я хотела, чтобы хоть какое-то ее слово было обо мне. Ну и кто из нас держит свои эмоции на расстоянии вытянутой руки?

В конце концов, когда она выделяет немного свободного времени, а Джош выключает компьютерную игру «Камни Зендара», мы сидим в лучах заходящего солнца за обеденным столом.

— Что случилось, милая? — спрашивает мама. — Что это?