Ольга Вечная - Пристойное поведение

— Спасибо вам, — решаю, что стоит поблагодарить за откровенность.

— За что? — искренне удивляется она. — Совершенно не за что. Я хочу, чтобы Егора любили и о нем заботились. Я не видела, чтобы Ксюша когда-то хоть что-то для него делала, и мне это не нравилось, но я никогда не вмешивалась. Это его выбор, парню скоро тридцать, я давно не имею на него ни малейшего влияния. Но я так же не вижу, чтобы он рвался домой к тебе, да и вообще чтобы улыбался в последнее время, — завершает она мысль спокойным тоном, будто ее слова касались погоды, а не убили меня меткой пулей.

Он со мной не счастлив и его мама знает об этом.

Нам приносят салаты, и Мария Петровна принимается за ужин. Далее обсуждаем только принесенные блюда, их составы, и единственное, о чем я мечтаю — не разрыдаться. Мария Петровна была предельно корректна и вежлива, но говорила абсолютно равнодушно. Как с посторонним человеком. Либо я не произвела на нее никакого впечатления, либо подытожила — плохое. Я совершила все мыслимые ошибки, которые только могла. Следуя маминым советам, я все испортила. Смогла увести его из семьи, но не в состоянии сделать счастливым и убедить его родных, что достойна их общей жертвы.

В конце Мария Петровна довольно сухо прощается и просит написать, как Егор появится, потому что ей тревожно: у него какие-то проблемы со слетевшим с катушек бывшим другом, а ныне — заклятым врагом Ильей, тот вляпался в большие долги из-за наркотиков, и дилеры требуют с него денег, которые тот пытается добыть всеми возможными способами, в том числе от Егора и Ксюши, которая ему за что-то якобы должна.

И которую Озер, видимо, снова защищает.

Весь вечер провожу у дяди, который просто в бешенстве от того, что мама в очередной раз связалась с отцом. Рвет и мечет! Угрожает лишить ее наследства. Обзывает козой и безвольной коровой. Я всегда думала, что отец запудрил маме мозги, из-за него она не закончила университет и прожила жизнь без настоящей семьи и счастья, но теперь понимаю, что она… сама во всем виновата. Ей нравится такая жизнь. Не зря же она снова и снова ее выбирает.

Дядя спрашивает, почему я больше не приезжаю с Егором, он по нему соскучился и рад был бы поболтать. Язык у моего парня отлично подвешен, и интересная беседа была бы очень кстати, потому что дядя просто умирает от скуки. Приходится признаться, что мы немного поссорились.

Не знаю куда идти — к нему, к себе? Минут десять сижу в машине во дворе, потому что за весь день так и не смогла определиться с маршрутом.

Обнимет ли он меня, когда увидит? Он так орал, в таком бешенстве находился, что мне попросту… страшно.

Выхожу из машины, по привычке бросаю взгляд на его балкон — Егор стоит там, курит. Хотя бы дома. Не где-то… Живой, здоровый.

Интересно, наломал ли дров за эту ночь? Почему-то кажется, я сразу увижу по его глазам. Зачем вообще я об этом думаю? Какие между нами отношения, если я допускаю, что, поссорившись, он побежит налево?

Быть на месте любовницы — ужасно, но в роли обманутой жены — еще хуже. Делаю мах рукой, он отвечает на приветствие. Жестом зовет подниматься.

Спешу.

Пишу смс, что забегу за вещами и приду. Отвечает коротко: «ок».

Несмотря на пробрасывающий снежок, я решаюсь пойти ва-банк. Надеваю кружевное белье, чулки и платье. Достаю из антресоли давно забытые туфли на шпильке. Он увидит меня в этих туфлях и все поймет. Знает ведь, чего мне стоит ходить на каблуках и как я мечтала продефилировать перед ним королевской походкой от бедра, а не в обычных плоских, как блин, ботильонах.

Думала, добегу быстро — в обычной обуви четыре минуты тратила на путь до его подъезда, но не тут-то было. В модельной обуви, оказывается, совершенно разучилась передвигаться. Пока доковыляла до лифта, прокляла все на свете. Тем не менее, уверенно жму на кнопку нужного этажа.

Ноги успели замерзнуть, пока их обладательница, в скобках — дура, поздней осенью рассекала в открытой обуви и одних, можно считать, труселях в сеточку.

Дверь открыта.

Он меня встречает, но смотрит подозрительно. Руки на груди скрестил.

Где ты ночевал? С кем, милый?

Сердце сейчас вырвется из груди.

Его мама сказала, что он со мной не счастлив.

У нее нет ни единой причины полюбить меня.

Моя нижняя губа дрожит.

Все, что я умею — это трахаться. И даже мой внешний вид говорит сейчас об этом. Я глупая. Слишком глупая для него.

Он оценивает меня взглядом, хмурится. А я ожидала другой реакции. Должен ведь понять, как много для меня значит этот образ. Идеальный для свидания с Математиком моей мечты.

— Поговорим? — спрашиваю.

— Давай, — отвечает спокойно. Он то поджимает губы и опускает глаза, словно чувствует себя виноватым, то хмурится, будто лучшая защита — нападение и он готов к атаке. Не может определиться с тактикой, зорко следит за моими действиями. — Мама говорила, вы встречались?

— Да-а, — зачем-то протянула нараспев. — Не нужно было?

Он пожимает плечами.

— Я просто не понимаю тебя. Проходи, пожалуйста, что ты стоишь в дверях. Красиво выглядишь.

— Спасибо.

Делаю шаг, но как-то неуклюже, колено подводит — стреляет спицей боли, едва не падаю. Он ловит за руку. Отличный момент обняться, но он не притягивает меня к себе. Вместо этого ведет в комнату, где мы присаживаемся на заправленную мною утром кровать.

— Как-то у нас не получается, — говорю, опустив глаза.

Он выдыхает громче обычного, но держит себя руках. Произносит спокойно:

— Я ни за что не поверю, что ты до сих пор сердишься на меня из-за той старой ссоры. Посмотри на меня, — я не слушаюсь. Он говорит таким тоном, будто между нами все кончено. Мои глаза округлены от ужаса, пальцы до боли впиваются в покрывало. — На меня посмотри, — силой поднимает мой подбородок. Во рту пересохло, я облизываю губы. — Извини, что наорал на тебя, это было лишнее. Я много на тебя ору. Но ты же взрослый человек, сделай для себя какие-то выводы. Видишь, что я бешусь — не провоцируй. Дай время остыть.

— И ты меня извини, за то, что заставляю выбирать между мной и родителями. Это нечестно.

— Дело не в том, что ты заставляешь меня выбирать. Я вижу, что раздражаю тебя. Что бы ни делал, как ни поступал — все мимо. Раньше ты часто смеялась, теперь ты вообще не смеешься. Я могу сделать только один вывод — ты со мной несчастна.

— Это не так.

— А как?

— Просто навалилось все. Еще и мама снова вернулась к отцу…

— Я тебе тысячу раз повторял, что я — не твой отец. Я абсолютно другой человек. Это будет всю жизнь продолжаться? Меня за “ал о, Вероника, — он хоть и выражается, но полностью спокоен, не повышает голоса. — Прости, пожалуйста, за русский. Но точнее слова ни в одном языке еще не подобрали.

— Это оказалось сложнее, чем я себе представляла.