Ольга Вечная - Пристойное поведение

О Ксюше все говорят крайне редко и мало. Ее будто больше не существует. Она жива, здорова и даже вроде как… прощена, но знаете… в этом прощении уж слишком много снисходительности. И раздражения, вроде как… Бог отвел от такой родственницы. Больше ее никто не воспринимает всерьез, мама Егора, после того, как я ей кое-что рассказала (а что такого? Я же не лгала), пожалела, что удержалась от пощечины. Она действительно весьма эмоциональная женщина, когда общается с кем-то из своих. С чужими же — ледяная глыба.

Мы поговорили с Марией Петровной по душам, и я поведала ей чуть больше о роли бывшей невестки в проблемах Егора. Оказывается, она ничего не знала. Я рассказала, как начинались наши отношения с Математиком, умолчала только о наркотиках. И пусть Ксюша снова выпуталась, но огонь ненависти в глазах Марии Петровны стал мне утешением. Я ничего не преувеличила и не выставила себя спасительницей. Призналась честно, что была любовницей — пусть судят, если поднимется рука. Но я сделала все для того, чтобы его родные никогда не пожалели, что первый брак их сына распался.

Озерским всегда казалось, что они полностью зависят от Санниковых: в материальном плане, да и Егор ради Ксюши и Санни был готов на безумные подвиги. На деле же выяснилось, что Санниковы потеряли ничуть не меньше. Они лишились доверия по-настоящему близких друзей, людей, которые остались бы на их стороне при любых обстоятельствах, никогда бы не бросили.

Мало кому из людей в принципе удается узнать, что такое настоящая дружба. Эти же… своими ногами ее растоптали. Все случилось именно так, как Егор и предсказывал изначально — семьи рассорились окончательно, вот только он ошибся в исходе. Егор и представить не мог, что в итоге именно он и его родители останутся в плюсе. Лев Семенович пьет и каждые выходные звонит с сумбурными речами Дмитрию Вепрю. Довольно жалкое зрелище.

Кстати, мои бывшие подруги — Поля и Василиса, узнав о том, что Ксюшин ребенок не Егора, как-то резко охладели к ней. И даже попытались наладить отношения со мной, но вряд ли мы когда-то станем дружить как прежде. Однажды они предали меня, не вижу ни единой причины, почему бы в будущем им не поступить так же.

— Представь, с «БК» пишут — прознали о проекте про подростков, над которым я работал летом для «Выходного»», помнишь? — говорит Егор, сидя в кресле с ноутом. После его возвращения из США прошло два месяца, но случилось так много всего, что и не упомнишь. И основная наша проблема сейчас — это жилищный вопрос. В моей однушке просто невероятно тесно, учитывая, что Егору как минимум нужен отдельный кабинет для озвучки сериалов. Я думала, он, как и все последние дни, просматривает предложения по недвижимости, а оказывается, параллельно переписывается с представителем канала, который однажды отказал ему в работе.

— Конечно, помню. Что они хотят?

— Чтобы я подготовил для них подобный сериал, но со своей изюминкой. Что-то совершенно другое, но также про детей и их неустойчивую психику.

— Тут есть где разгуляться. А ты?

— В принципе, я готов. Помнишь блиц-опрос, который я тебе устраивал? Я где-то сохранил те бумаги, надо поискать только. Мы можем взять противоположные ответы, переиначить декорации. Сделать нечто непохожее на «Молодежку» «Выходного», но не менее интересное. Но я смогу взяться не раньше лета. Как только мы вернемся со съемок «Ягненка».

Это приятно слышать. Я рада, что Егор планирует жизнь в России. Немного боялась, что ему понравится в Штатах, и он захочет там остаться. Конечно, я бы поехала с ним, и думаю, нас бы там ждало много всего хорошего, но… Он же писатель. Человек, который должен жить в России, писать на русском языке о реалиях своей страны, атмосферу которой чувствует интуитивно. Ему для выживания необходимо, чтобы его творения помогали людям. Несмотря на то, что его первая книга выходит на английском языке, Регина уверена, что если он попытается искать себя за бугром — зачахнет. Он должен жить там, где сможет реализоваться по максимуму. А в Штатах ему что делать? Учить английский? Кроме того, книги масштаба «Ягненочка» пишутся единожды в жизни. Не дай Боже нам еще таких «приключений», которые бы вдохновили Егора написать нечто столь же пограничное.

— У тебя уже есть идеи? — я заканчиваю растяжку, подхожу к нему и забираюсь на колени, как только он откладывает ноутбук.

— Да. Хочу написать про секту. Не ситком. Нечто драматичное, но пронизанное надеждой. Если «БК» даст добро и денег, точно займусь. К тому времени, как знать, возможно, какое-нибудь наше издательство выкупит права на «Ягненочка» у босса Регины и переведет книгу на русский, — смеется он. Анекдот года просто, мы частенько шутим на эту тему.

Практически вся выручка с похоронки уходит на новые экспериментальные лекарства для дяди. Благодаря науке нам удается вырвать у болезни целый год более-менее нормальной жизни! И это настоящая победа. Егор практически всегда сопровождает меня во время визитов к дяде. А однажды, через несколько дней после того, как мы расписываемся в ЗАГСе, едет и вовсе один. По словам агента под прикрытием — сиделки — они долго о чем-то разговаривают, после чего дядя вызывает меня к себе и благословляет на продажу бюро. Просит только не дешевить, а полученную сумму поровну разделить между его детьми и мной. И мамой, если к тому времени она одумается и расстанется с отцом. Дядя по- прежнему его не признает и не собирается мириться с таким расширением семьи. И мне трудно с ним не согласиться.

Никто из дядиных детей не в состоянии заниматься бизнесом, у Егора другие заботы, а я… вроде бы втянулась, но все же не до конца. Возможно, мне пока не хватает возраста. Но скоро год, как я веду бизнес, и все еще не привыкла. Каждое утро иду на работу через силу. Заставляю себя.

Дядя говорит все это с улыбкой. Благословляет меня. Вдруг он начинает плакать, но при этом по-прежнему улыбается. Дядя рассказывает, что переживал за меня с момента моего рождения. Именно он забирал нас с мамой из роддома. Полюбил племянницу, как собственного ребенка. Такую крошечную, беззащитную и уже брошенную одним из родителей. Говорит, что жалко было меня — до слез. Он давал маме денег и поддерживал морально в минуты ее отчаяния и одиночества. Он человек непростой, довольно жесткий, не буду скрывать — у него мало друзей и есть враги. До болезни он был совершенно не сентиментальным, но, тем не менее, дядя заменил мне отца. Может, родитель из него не самый лучший, но другого я не знаю и не представляю, как бы пережила юность, кем бы стала без его безусловной поддержки.

Он заверил, что счастлив, потому что сумел дать мне старт. Самое главное для него — уйти с пониманием, что у меня теперь все будет хорошо. Что я не какая- нибудь нищая голодранка-бесприданница, которая бы унижалась перед мужчинами ради денег, позволяла бы себя использовать. Что благодаря ему никто не посмеет обозвать меня приживалкой или нахлебницей. И я достойна намного большего, чем быть пожизненной любовницей. У дяди простая логика, он верит в то, что именно деньги правят миром. Но учитывая ту жизнь, что он вел, да и сам факт того, что он единственный, кто из нашей семьи зарабатывал и кормил нас всех, — не мне с ним спорить.