Ольга Вечная - Пристойное поведение

— Ага, Гарри Поттер и Джинни, — он не плачет, но трет глаза. А я не могу удержать эмоции. Я счастлива. Думала, он отреагирует хуже. Он молодец. — Поздравляю.

— И я тебя, Вероника, — наконец-то мы обнимаемся и целуемся. — Спасибо. Это просто фантастика. Черт, — он трет лоб. — Ты посмотри, у меня мурашки по телу, покалывает аж, — поспешно закатывает рукава кофты, демонстрируя загорелые руки, на которых действительно волоски дыбом. Я улыбаюсь, проводя по ним пальцами. Как ежик. — Я хочу маме позвонить. Можно?

— Можно, конечно. Но, Егор… — решаю, что пора вернуться к наболевшей теме. — Давай сначала сдадим тест. Мне скрывать нечего. Я обещаю, что не обижусь.

— Мы не будем маяться фигней. Я никогда не унижу тебя так сильно. Не унижу нас обоих. Малышка, я не просто так на тебе женился. Нам не нужен этот тест. Но мне надо привыкнуть к новости. Дети ведь… всегда являлись для меня непростой темой, я привык к мысли, что достанутся они мне очень тяжело. Придется привлечь донора, решиться на операцию или побегать с бумажками для детского дома. А тут… такая халява. Я… в шоке просто. Я разве заслужил? Так просто?

— Заслужил, конечно, — улыбаюсь я. Беру его руку, зажимаю между ладоней. Наступает моя очередь просить, чтобы смотрел мне в глаза. — Я все узнала и обо всем договорилась. Меня такое тестирование не обидит. Ты справился с моими демонами, позволь мне добить твоих. Я сама хочу сделать этот тест. Хочу увидеть твои глаза, когда тебе вручат результат. Егор, я мечтала об этом моменте с тех пор, как узнала о твоей травме. Я не боюсь. Я клянусь тебе, что не боюсь и понимаю. Столько лет ты давил в себе надежду, тебе трудно принять новость. Но я тебе помогу. Мы сделаем этот тест сейчас, а через десять дней убедимся, что малыш твой, и впереди нас будут ждать совершенно спокойные недели, — я улыбаюсь искренней, широчайшей улыбкой, чтобы у него и тени сомнения не возникло.

Егор тянется за сигаретами, затем смотрит на меня, на пачку, после чего убирает ее в карман.

— А какой срок?

— Почти десять недель. Малыш сделан в США, — киваю ему. — Видимо, перелеты через океан благоприятно влияют на твои травмированные яички, — посмеиваюсь.

— Ух ты. Это что получается, за вторым тоже лететь придется? — начинает шутить, что, безусловно, хороший знак.

— Пойдем, — я глушу двигатель, — обещаю, что не обижусь. Просто есть вещи, которые нужно сделать. Если бы мы друг другу достались сразу, лет в шестнадцать, я бы при упоминании о подобной проверке оскорбилась до глубины души. Сейчас я настаиваю сама.

— Вероника, поехали лучше отмечать мою крутость, — с энтузиазмом. — Я тебе верю. Не бойся, все будет хорошо. Я просто в восторге сейчас.

— Я знаю. Но… наверное, этот тест нужен даже больше мне самой. В том плане, что мне будет спокойнее, если я буду уверена, что ты не сомневаешься. Я, правда, немного опасаюсь, что ты можешь затупить в какой-то момент. Беременные заскоки, — кручу у виска. Чувствую, что начинаю нервничать, спешить, съедать окончания. Эмоции нахлынули, я так рада, что больше не нужно скрывать новость. И еще больше — что Егор верит мне, но одновременно с этим боюсь, что сдамся его категоричности, и об этом придется пожалеть в будущем. — Разве ты хочешь трепать нервы беременной женщине? Я гормонально нестабильна. Егор, ты ведь знаешь, что я могу додумывать и накручивать себя до бесконечности! — он на секунду округляет глаза, услышав первый за почти год намек на мой поступок в прошлом. — А так у меня будет бумага о том, что ты не сомневаешься в силе своих крутых яичек.

Некоторое время он раздумывает, но затем уступает моей настойчивости.

— Ладно-ладно, — поднимает руки, сдаваясь. — Мне пофигу. Фух, — снова притягивает меня к себе и целует уже по-взрослому. Верит мне. И, кажется, начинает позволять себе радоваться.

Мы сдаем анализы и едем отмечать к его родителям. Заваливаемся к ним с кучей шариков, шампанским и тортом в десять утра и кричим, что скоро они станут бабушкой и дедушкой! А те, кажется, ликуют еще больше нас! Следом я звоню своей маме, которая так же очень поддерживает.

Егор перестает при мне курить, и вообще старается по максимуму оградить от табачного дыма. Заботится. Спрашивает много чего — как я себя чувствую, все ли хорошо проходит? Рассматривает фотографию с УЗИ. Будто боится позволить себе верить. Все эти десять дней выглядит беспечным, но анализирует последние месяцы, делая какие-то свои выводы: «А, так вот почему ты настаиваешь, чтобы я был максимально нежным. А я уже расстроился и почти смирился, что теперь у нас всегда будет такая скукота в постели», или «значит, ты поэтому отказалась в прошлый раз есть роллы, а не потому, что выпендривалась» и все в таком роде. Мыслительный процесс не остановить.

Через десять дней мы снова в клинике, Егор смотрит на бумагу с результатом и пожимает плечами. Он снова не удивлен, хоть и ответ на этот раз — противоположный предыдущему.

— Только имей в виду, заслуги твоей здесь немного, — говорю ему предельно серьезно.

— В каком смысле? Вот щас не понял, — он снова сморит на результат, и мне становится смешно.

— Дело во мне. Это я молодец. У меня супер-яйцеклетки, знаешь, уж они своего не упустят. Я тебе раньше не рассказывала, чтобы не обнадеживать раньше времени, но теперь можно — у меня очень хорошая репродуктивная система. И уже если кому-то и суждено забеременеть в твоей ситуации, то только мне, — показываю на себя двумя большими пальцами.

Он крепко обнимает и целует меня. А я плачу от радости, потому что сейчас, уверена, ни у его мамы, ни у кого-то еще не возникнет даже мысли, что он несчастлив со мной.

Беременность проходит легко и беззаботно. Все анализы, проверки — как по учебнику. Чувствую себя свежей и прекрасной, лишь животик растет, да грудь наливается. Но роды на тридцать седьмой неделе застают врасплох. Утром я, как обычно, чувствую себя превосходно, но в обед внезапно отходят воды, а Егор, как назло, в Питере по работе. Мы с Лесей и Сашей у меня дома, собираемся ехать по магазинам. Леся тут же звонит Санни, который ее привез и еще не успел далеко отъехать, тот незамедлительно возвращается и на всех парах мчит нас в роддом.

Все происходит стремительно, не давая мне возможности осознать происходящее. Схватки идут одна за другой, сохранять нет ни малейшей возможности, врачи едва успевают померить мне давление, как отправляют на кресло. Пока идут потуги, вокруг, по ощущениям, скапливается половина врачебного коллектива больницы. Все серьезные, хмурые, переговариваются, и мне от этого становится страшно.

Мальчик идет быстро, по разговорам понимаю, что делаю что-то не то, стараюсь изо всех сил, а затем его достают и плюхают мне на живот. Теплого, родного, но совершенно крошечного.