Олли Вингет - #После Огня

– Ты привыкнешь и полюбишь его, мой хороший, – с уверенностью проговорила она, закрывая глаза. – А теперь иди, отдохни, поешь, подыши воздухом. А мне надо немножко поспать.

Сон сморил ее измученное тело даже раньше, чем последние слова сорвались с запекшихся губ. Старая Фета, которая все это время пряталась в тени, тут же подскочила к ним и принялась подталкивать вставшего Томаса в сторону двери.

– Иди, иди, не мешай девочке спать, окаянный, – шипела она, махая тряпочкой, которой утирала лоб Анабель.

Томас еще немного постоял над уснувшей женой, наблюдая, как ровно и мягко поднимается и опадает ее грудь, как спокойно она выдыхает, тихо, без ужасающего бульканья и хрипа. Он вдруг понял, что согласен смириться с ребенком, с тысячью детей, лишь бы Анабель всегда дышала именно так.

Песчаная буря накрыла их внезапно. Солнце только подобралось к зениту, раскрыло свои пылающие объятия, а воздух, им прогретый, был еще приятен путникам, замерзшим за ночь.

Алиса летела с утроенным рвением, делая лишь короткие передышки, наскоро перекусывала, умывала лицо в источниках, что встречались теперь куда чаще. Да и песок под ногами вдруг стал не таким сыпучим, словно подземные воды проникали, меняли, оживляли и эту сожженную пустыню песка и праха.

Чарли то сладко спал у нее под курткой, то выглядывал наружу, звонко чихая от горечи ветра, и восторженно поскуливал, когда Алиса закладывала особенно красивый вираж, огибая скалы.

Уже прошло два дня с той волшебной ночи, когда она, юная Крылатая выжившего Города, стояла посередине священной Рощи, говорила с Божеством и дала ему имя. Все это время в Алисе боролись два голоса. Один говорил ей, что все случившееся – лишь сон, навеянный усталостью и истощением. Второй же потакал ее надеждам.

«Разве может сон быть таким реальным? – думала она, пытаясь перекричать голос разума. – Конечно, я не оказалась в Роще, Алан сам это сказал. Это был волшебный сон, сказка… Крылатая сказка волшебного Дерева…»

«Ты сама себя слышишь? – вторил отрезвляющий шепот, отчаянно похожий на голос Томаса. – Сон, сказка, Алан. Ты дала имя Божеству? И он оказался обычным мальчишкой, так еще и потрогать себя разрешил? Это был просто девичий сон, ничего постыдного, но не обольщайся».

Алиса обольщалась. Ей не нужно было закрывать глаза, чтобы снова увидеть мягкий полумрак леса, почувствовать аромат влажных трав и нежный ветер, его разносивший. Чтобы вспомнить, как Алан смотрел на нее, как светлые глаза его наполнялись надеждой, что она придет и разделит с ним ношу знания. Вспомнить, какие на ощупь его пряди, – словно нити серебра кто-то раскидал по плечам юноши. Пальцы Крылатой будто еще чувствовали бархатистость его кожи и гладкость пульсирующего болью свежего шрама. И запах, она снова и снова ощущала запах леса, томящий, пьяный. Леса и теплого тела Алана.

Если бы Алиса решилась задуматься, что чувствует, то она бы поняла, как сильно отличалось притяжение, возникшее между ней и Аланом, в секунду разгоревшееся неудержимым пламенем, и та нежность, что грела ее холодными ночами во время бесконечного путешествия в никуда. Нежность, оставшаяся за спиной.

Юное Божество затмило собой память о ночи близости с Лином, и тоску по дому, где ее ждали, и воспоминания о Томасе, который должен уже совсем скоро прилететь к Черте.

Алиса просто не позволяла себе думать о доме, вспоминать его в мельчайших деталях, воображать, как она вернется, как обнимет родных и Братьев, как прижмется к Лину. Ничего больше не было в Крылатой, кроме жажды долететь до Дерева, опуститься к его корням и вернуться в сказку, в лесной морок, понять, что же делать дальше.

«Я спасу их всех, я найду способ вернуть в мир жизнь. Мы с Аланом найдем, – успокаивала совесть девушка, не замечая, какими далекими стали для нее самые важные, отмеченные особенной нежностью мгновения ее жизни до Вылазки. – Наверное, это и значит быть Вестницей», – решила она, лавируя между цепью невысоких гор мягкими поворотами крыла.

Небо пьянило ее, крылья казались сильными и послушными, Чарли грелся за пазухой, и Алиса старалась не вспоминать утро, когда Лин вручил ей тяжелую куртку, – вообще ничего не вспоминать. Она лишь подчинялась направлению пути, что невидимой лентой тянулся под ними. Иногда Крылатая замирала в воздухе, теряя внутренний ориентир. Тогда лис выглядывал из-за пазухи Алисы, принюхивался, всматривался вдаль и, вытягивая острую мордочку, указывал ей, в какую сторону лететь.

Чарли чувствовал смятение человеческого детеныша, но не видел причин для беспокойства. Неназванный тихо пел ему, и голос этот крепчал с каждым мгновением. Что-то произошло между девочкой и зовущим – лису было это известно, – и это что-то делало их дорогу еще понятней и ясней. Теперь и Алиса была соединена с поющим, лис только поддерживал эту связь, когда Крылатая теряла направление, отвлекаясь на мысли, что так ее мучили.

«О чем можно думать еще, когда тебя зовет неназванный? Когда ты так близко к нему? – недоумевал зверек, но жалел глупую девочку, терся об нее широким лбом, успокоительно ворча. – Всегда с ней так, она слишком много терзается по пустякам».

Так они и летели, погруженные в свои думы, переполненные предвкушением скорого завершения пути, когда песчаная буря обрушилась на них, как охотник набрасывается на подкарауленную в темноте добычу.

Ветер начал усиливаться сразу со всех сторон, поднимая с земли песок и пепел, подбрасывая его вверх, разнося кругом. Алиса почти сразу поняла: еще секунда – и резкие порывы сломают ей крылья, швырнут обездвиженное тело прямо на скалы.

Не раздумывая больше, она устремилась вниз, моля Святых Крылатых, чтобы ветер успокоился хотя бы на мгновение, позволив ей нормально приземлиться и найти укрытие.

Молитва не успела сорваться с ее губ, а ветер уже притих, резко и внезапно. Весь мир замер. Алисе показалось, что песок застыл в воздухе, не опадая вниз, но и не мельтеша перед глазами. Удивляться не было времени, Крылатая приземлилась на склоне каменистой горы и нырнула в неглубокую трещину. В это же мгновение ветер взвыл и с утроенной силой принялся бушевать, так яростно, словно понимал, что кто-то лишил его законной добычи.

Отплевываясь, чтобы избавиться от горького песка во рту, вытряхивая серые песчинки из волос, обуви и рукавов, Алиса прижалась спиной к камню. Чарли сидел у ее ног, задрав голову, и посматривал на нее блестящими глазками.

– Ничего, хороший, мы в безопасности. – Девушка погладила мягкую шерстку. – Алан нас с тобой бережет.

Буря не успокаивалась до следующего утра, воя и сметая все на своем пути. Песок сыпался сразу со всех сторон. Ветер разрушал песчаные заносы, рушил покорные барханы, мгновенно создавая новые. Он играл песком, как ребенок, ссыпая его в кучи, смахивая одним порывом старые. Это казалось бы Алисе завораживающе красивым, если бы не мысль, что мучила ее всю бессонную ночь. «Буря играет не с песком, она ворошит могилы тысячи тысяч сгоревших людей. И то, чем мы дышим, и по чему ходим день ото дня, что выплескиваем в виде осадка после того, как отстоится вода для питья, – все это прах умершего мира», – думалось девушке, и она наблюдала за буйством стихии с безмерным ужасом в глазах.