Марина Эльденберт - Заклятые супруги. Золотая мгла

Завтра Анри уедет, и станет проще.

– Графиня?

В полупоклоне мне протягивал руку виконт Торстен. Невысокий, плотного телосложения брюнет с усиками.

– Окажете мне честь?

Я с надеждой огляделась – может, рядом затесалась еще какая графиня. Но нет, только я. За мной так не охотились, даже когда я была дебютанткой.

Видимо, на моем лице отразилось замешательство, потому что он переспросил:

– Вы уже обещали танец?

Спасибо, что подсказали. Я немного виновато улыбнулась:

– Прощу прощения.

Короткое неудовольствие на его лице уступило место маске учтивости. Торстен поклонился и отошел, а я допила остатки пунша и взяла из рук лакея следующий бокал, глядя на танцующих. Вспоминая вчерашний день.

Торжественная церемония в Миланейском соборе была великолепна: центральный неф заполонили приглашенные, приехали даже ее величество Брианна и принц-консорт Дамиан. Я опиралась на руку Анри, стараясь не смотреть на многочисленных гостей, перед глазами покачивалось окно-роза под самыми сводами. Миг, когда Луиза вошла в двери, был отмечен на площади торжествующим ревом. По рядам пронесся вздох, словно ветер подхватил восхищение сотен голосов. Огненные волосы полыхали даже под фатой, кремовый лиф облегал точеный стан, платье струилось вниз невесомыми шелковыми волнами. Луиза шла по проходу с отцом, а брат смотрел на нее так, словно в этой женщине сосредоточена вся его жизнь.

Мне такого уже не испытать.

Очередной танец закончился, Анри поцеловал руку Люси Дижон, а у меня неожиданно закружилась голова. Наверное, стоило съесть за обедом что-то еще, кроме овощного салата и двух ложечек мусса.

– Вы позволите?

«Нет» не успевает сорваться с губ: передо мной Винсент.

– Разве я могу вам отказать?

– Разумеется нет. Самая красивая женщина в этом зале должна быть моей.

– А как же ваша жена?

– Ревнуете?

– Вот еще.

Я передернула плечами, а Винсент улыбнулся. Увлек за собой, сжимая мою ладонь. Ведет он уверенно и резко – не в пример мягкой силе Анри.

Поворот, шаг, поворот. Шаг, снова поворот, шаг в сторону.

Знакомый запах – дорогого табака и мяты, в смоляных волосах брата серебрится тонкая паутина седины. Она появилась зимой, после той ночи, когда едва не погибла Луиза. Если не присматриваться – незаметно, как и сеточка морщин в уголках глаз, когда он улыбается. Смешно подумать, я помню его совсем мальчишкой, запускающим бумажного змея в парке.

– Не вздумайте передать Луизе мои слова.

– Ей понравится.

Винсент угрожающе сдвинул брови, глаза потемнели до черноты и полыхнули углями, но меня ему не обмануть: он бесстыдно, самым наглым образом счастлив. Наверное, это передается и мне, потому что становится спокойно и легко, выпитый пунш не буянит, сердце не колотится о ребра. Даже несмотря на то, что Анри кружится по залу с Камиллой Уитмор. Сколько их еще будет, других женщин?

Да сколько бы ни было, это больше не мое дело.

Шаг назад, шаг в сторону, поворот.

Матушка танцует с бароном Мэррингом, глаза ее сияют.

– Она счастлива за вас.

Я споткнулась, но Винсент быстро перевел ошибку в шаг. Никто ничего не заметил.

– «Моя девочка обрела любовь», – так она сказала. Никогда не слышал в ее голосе столько нежности.

Я закрыла глаза. Вспоминала бесконечную вереницу гостей, поздравляющих молодоженов, светлую улыбку Луизы, кольцо на ее пальце, сомкнутые руки. Винсент не переплетал пальцы, он просто держал ее хрупкую ладонь в своей: уверенно и сильно, так, что без слов понятно – не отпустит, что бы ни случилось. Никогда.

Шаг назад, шаг в сторону, поворот.

Музыка прокатилась по залу и затихла.

Винсент поцеловал мне руку и достал из внутреннего кармана фрака конверт.

– Хоггарт после случая с договором тщательно разбирал архивы и нашел это. Постоянно забываю вам отдать.

На пожелтевшей от времени бумаге размашистым резким почерком отца было выведено мое имя. Прежде чем я успела ответить, Винсент подался вперед и порывисто привлек к себе. Не сказать, с каким облегчением я обняла его в ответ.

– Поздравляю вас, – прошептала на выдохе, искренне радуясь, что голос не дрожит.

– Спасибо, – негромко произнес он и отстранился, – не представляете, как я боялся, что вы не примете Луизу.

– Боялись? Вы?

Мы обменялись короткими, понятными только нам улыбками.

– Отвести вас к мужу?

– Лучше к столам. Хочу немного освежиться.

Я дождалась, пока брат отошел и грянула веселая мелодия кантрели, посмотрела на письмо. Стоит ли его читать? Все давно в прошлом – и обиды, и наше с отцом противостояние, слова на бумаге ничего не изменят. Наверное, еще год назад я бы раскрыла его в тот же миг, как мои пальцы коснулись конверта, но сейчас просто убрала в ридикюль. Место этому письму там, где оно было все это время. В архивах.

C Луни хорошо. Только с ним можно устроиться на старом тюфяке, привалившись спиной к холодной стене, потягивать вино столетней выдержки и швырять в пауков сгусточками тьмы. Честно говоря, ни в одного не попала – чем меньше становилось вина, тем больше пауков, из которых лишь несколько были настоящими. Смутно помню, как я здесь оказалась, просто пунш хорошо шел между бесконечными танцами. Ночью фейерверк кружился перед глазами отдельно от неба, и я решила прогуляться подальше в парк – воздухом подышать. Но почему-то нашла себя в подземелье.

– Матушка сказала бы, что леди так себя не ведут, – доверительно сообщила я Луни, который сидел рядом. – Потому что это недостойно.

– У, – согласился он.

– Но я веду. Значит, я не леди?

Снова ворчание.

– А если я не леди, значит, я могу вести себя как хочу. Правильно?

Терпкое, пряное, с ягодно-сладковатым привкусом, вино обжигало горло и позволяло забыть о том, что где-то наверху счастливые Луиза и Винсент. А еще Анри Феро и бесконечные вьющиеся вокруг него леди, глядящие на моего мужа оленьими глазами. О да, вот они настоящие леди! Благопристойные, порядочные, только и ждущие, чтобы их пригласил этот демонов солнечный мерзавец. У, ненавижу! Я прицелилась и запустила паутинкой тьмы в центр обычной паутинки – одной из четырех, плавающих перед глазами. Промазала, разумеется.

– Но если никто не видит, что я веду себя недостойно, значит, я не леди только для себя. А для всех остальных – леди. И на глазах у них мне нужно продолжать вести себя достойно. Или нет?

Вард посмотрел на меня пустым взглядом, неподвижные зрачки чернели бусинками в радужке-стекле.

– Например, если я ударю мужа на людях щипцами для углей, меня потом уже не будут считать леди. А если в спальне, когда никто не видит, – будут. Ну, все кроме мужа, конечно.

Я поставила бокал мимо тюфяка, и он с жалобным звоном превратился в осколки.