Ирина Репек - Вэй Аймин

Дайфу сидел в недоумении, обдумывая сказанное этой маленькой девочкой семи лет.

– Ну как, справитесь? – спросила гонджу. – Вам в помощь я направлю… – она развернулась к стоящим за спиной солдатам.

– Нет, нет, гонджу, – затараторил дайфу, – я, конечно же, справлюсь.

– Вот и чудненько. Можете всем говорить, что идея ваша. Вас так потрясло то, что произошло с детьми и той старухой-людоедкой. Можете рассказать о том, что сегодня произошло у нас в поместье, как её сын накинулся и порезал бедного ребенка. И вас это так взволновало, что вы просто не можете стоять в стороне.

– Да, конечно, вы правы, гонджу.

– Вот и отлично. Конечно же мне нужно будет, чтобы вы вели строгий учет всех средств, вами полученных. Я вышлю помощника, который будет всё записывать, сколько денег поступило и от кого. А потом мы устроим праздник в честь открытия сюесяо, пригласим всех, кто так или иначе пожертвовал средства, огласим имена, чтобы все знали самых благочестивых горожан.

Гонджу встала, дайфу поднялся следом.

– Вас проводят.

Она кивнула И Тао, тот сделал жест рукой, приглашая дайфу пройти к выходу.

– Дайфу, сюда, пожалуйста, следуйте за мной.

Дайфу засеменил за И Тао. Гонджу, дождавшись когда они скроются из виду, с укором посмотрела на Хей Ина.

– Вы мне чуть всё представление не испортили.

Хей Ин наконец-то перестал сдерживаться и от всей души рассмеялся. А-Лей непонимающе посмотрела на него, на гонджу.

– Я не думал, гонджу, – сказал он сквозь смех, – что вы способны на такое.

Минмин вздохнула.

– Ты многое обо мне не знаешь.

– Это точно.

– Что всё это значит? – А-Лей обескуражено развела руки.

– Объясните ей, – кивнула она Хей Ину, – а я пошла спать. Ох, и трудный же сегодня день выдался. Впрочем как и неделя или даже месяц. То одно, то другое. Да, – вспомнила она, – нужно послать кого-нибудь, кто умеет считать и писать, чтобы контролировать нашего дайфу. А то ведь и провороваться может, с таким-то характером.

– Будет сделано, гонджу, – ответил Хей Ин.

– Хотя я могу и ошибаться, – пробубнила себе под нос Минмин, – но мой инстинкт редко меня подводит.

Она зевнула, потянулась, зашагала в сторону своих покоев.

– Ах, да, – она резко обернулась.

Хей Ин и А-Лей в тот же миг отвернулись друг от друга. Минмин присмотрелась: «А-Лей покраснела? – подумала она про себя, – хотя… может я и ошибаюсь, уже темнеет».

– Завтра я хотела бы начать тренировки: езда верхом, пробежки, стрельба из лука, научиться паре-тройке приемов самообороны и всё такое. Учитывая, что со мной постоянно что-то происходит, я думаю футин будет не против. Как вы думаете, Хей Ин?

– Э… девочка… – замялся Хей Ин.

– Предполагаю, что дзяндзюн будет только рад, и разрешит, – продолжила Минмин.

– Я тоже надеюсь, – неуверенно пробубнил Хей Ин.

Минмин улыбнулась А-Лей, подмигнула Хей Ину и, подтанцовывая и напевая вальс Штрауса, направилась в сторону своих покоев.

– Там-татам-татам-татам… Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Через два дня ровно в двенадцать пополудни я стояла у кабинета Павла. Я постучала.

– Войдите, – послышалось из-за двери.

Я вошла, поздоровалась.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – засуетился он, улыбаясь. – Чай, кофе?

– Нет, спасибо.

– Ну, как самочувствие?

– Готова признаться, доктор, – ответила я, – я действительно спала эти два дня как младенец.

– Павел, – поправил он меня, – если вы не против? Я всё еще чувствую себя вашим учеником, и я бы хотел, чтобы вы называли меня по имени. С другими своими пациентами я не позволяю такой вольности, но с вами мы были знакомы при в других обстоятельствах, поэтому, пожалуйста, если не трудно, просто по имени, хорошо?

– Хорошо.

– Отлично. Чем занимались? Пианино купили?

– Э… нет.

– А почему?

– Но…

– Я вам одолжу свою гитару и дам контакт моей знакомой. Она отлично играет и научит вас.

– Я…

– Никаких но – примите это как лечебную терапию. Хорошо?

– Хорошо.

– А спортом занимаетесь?

– Нет, но иногда гуляю по парку. Раньше с собакой гуляла, теперь, после того, как он умер, перестала.

– Займитесь йогой.

– В моем возрасте? – удивилась я.

– А почему бы и нет? В юности чем-нибудь занимались?

– В детстве, ещё в Красноярске, мама водила меня несколько лет на художественную гимнастику. Потом, получив травму, я гимнастику забросила.

– О! Какие еще у вас хобби? В шахматы играете? Языки учите? Я вот учу китайский. Я жил в Китае с рождения и переехал в Россию только когда мне было уже семнадцать. Поэтому я немного говорю, а вы, наверное, нет.

– Нет, конечно. Да и мои родители тоже не говорили, хотя там работали и жили довольно долго. Это сейчас всё интегрировано, а раньше мы жили в своей, так называемой, общине и даже не контактировали с китайцами.

– Да, помню, я застал немного те времена. Раньше даже уезжая за границу с иностранцами особо не контактировали. Союз был закрыт и политика была такая, изучение языков было не так важно. Их всё равно не могли применять. Это сейчас, когда границы открыты, все ринулись учить языки.

– Да, родители современных детей столкнулись с тем, что не могут говорить, хотя в школе учили по-десять лет английский. Уехав за границу, ничего не понимая, стали переучиваться. Теперь критикуют классическую методику, все ринулись учить по коммуникативной. Не знаю, мне кажется с помощью коммуникативной методики можно разговориться, но имея при этом хорошую базу. А если базы нет, если не учить слова, не начинать с азов, с фонетики, грамматики, то вся эта коммуникативная методика просто… как это говорится: «Пшик». Толку – ноль.

– То есть советская образовательная школа была лучше? – спросил Павел.

– Не лучше, – я задумалась, подбирая слова, – просто было много хорошего, и всё это как-то утратили. Много было критики, многое просто разрушили… вместо того, чтобы сохранить и улучшить. Знаете гимн СССР: «Весь мир насилья мы разрушим. До основанья, а затем. Мы наш, мы новый мир построим…». Это настолько въелось в наше сознание, что мы стали применять этот принцип во всём… разрушим – построим. Я думаю, что те, кто хорошо учился, они, поехав заграницу, и столкнувшись с тем, что ничего не понимают, всё таки быстро адаптировались и переучились. А те, кто не учил, такими неучами и остались и им только и остается, что критиковать.

– Хм, – усмехнулся Павел. – Наконец-то вы разговорились. Эта тема для вас самая актуальная, насколько я понимаю?

– Ну, да, – вздохнула я, – проблемы в образовательной системе, то, с чем сталкиваешься каждый день, наболело.