Елена Матеуш - Не остановишь силой дождь. Выбор

– Это не важно. Госпожа совсем не принимает.

– Подождите, – я придержала дверь, которую служанка собиралась прикрыть. – Передайте тогда Хельге записку. Я напишу, где меня можно найти, если она передумает.

Я торопливо принялась рыться в сумке в поисках блокнота и ручки.

– Марта, кто там? – раздался из глубины дома знакомый голос матери подруги.

– Это к младшей госпоже, – начала, отвернувшись от меня, говорить служанка.

– Дора Хильда! Это я, Кассандра Кридис! – крикнула над её плечом я. – Хотела увидеть Хельгу.

– Кэсси?! Марта, не держи девочку на крыльце. Пропусти в дом.

Служанка отступила, позволив мне войти.

– Простите, что не вовремя, но я только сегодня прилетела, а завтра уеду в Вирран.

– Не надо объяснений, – прервала меня мама Хельги. – К чему церемонии? Ты можешь приходить к нам в любое время. Пойдём, я провожу тебя к Хельге. Она будет рада тебя видеть. Сейчас она ни с кем, кроме родственников не встречается…

– Конечно, из-за малыша. Ей не до гостей, я понимаю.

– Да, из-за малыша, – дора Хильда бросила на меня странный взгляд, словно сомневалась в чём-то.

Было немного непривычно видеть мать Хельги такой взволнованной. Раньше она всегда общалась со мной доброжелательно, но с прохладной вежливостью. Держала дистанцию, словно снисходя ради дочери.

– А кто родился – мальчик или девочка? Мы в последнее время не переписывались, – смущённо призналась я.

– Мальчик. Олаф, – дора Хильда расцвела счастливой улыбкой. – Такой красивый и умный малыш. Сама увидишь. Хельга с ним не расстаётся. Даже няням не доверяет. Знаешь, Кэсси, она после возвращения очень изменилась.

Мать подруги осторожно подбирала слова.

– Говорит всякие глупости. О Харрании, Лакхоре…

– Я знаю. Она мне писала.

– Писала? Какая дурочка! И ты всё равно пришла?

– Не волнуйтесь, я не буду спорить с ней о политике.

– И правильно! Я всегда знала, что ты разумная девушка. Не то что ваша третья, – дора Хильда нахмурилась, но не стала продолжать. – А Хельга… Политика не для женских умов. Это всё отцово воспитание. Я всегда говорила – для женщины главное семья, а всё остальное её не касается.

Я так не считала, но переубеждать дору Хильду не собиралась.

– Хельга, смотри кто к тебе пришла! – пропела дора Хильда, открывая дверь в комнату.

Из-за её спины я не сразу увидела сидевшую в кресле Хельгу. Она меня, скорее всего, тоже, поэтому смотрела в сторону матери настороженно. Но стоило мне выступить из-под прикрытия дора Хильды, лицо подруги озарилось улыбкой. Она порывисто поднялась с кресла и бросилась ко мне.

Меня тоже как притянуло к ней. Мы обнялись, и я уткнулась повлажневшим лицом в шаль на её плече.

– Кэсси! Ты! Как? Не ожидала, – Хельга отстранилась, чтобы лучше рассмотреть, но не выпустила из объятий. – Как ты изменилась.

– Ты тоже.

– Ладно, девочки, я оставлю вас, – словно сквозь полог донеслись до меня слова доры Хильды и скрип закрывающейся двери.

Хельга, держа меня за руку, продолжала рассматривать. Как и я её. Она действительно изменилась. И дело не только в фигуре, ставшей после родов ещё более женственной. Черты лица стали суше и резче. Свойственные ей раньше мягкость и благодушие исчезли. Но и погасший потерянный вид при нашей последней встрече, что мучил меня в воспоминаниях, тоже растаял. Сейчас тени под её большими глазами говорили скорее об усталости, чем горе.

– Изменилась? – Хельга бросила взгляд в висевшее на стене зеркало. – Ерунда! Видела бы ты меня раньше! Я походила на гигантскую грушу на тоненьких ножках, такой под конец был живот. Ходила вперевалочку, как утка.

Хельга тихонько засмеялась, и я заулыбалась в ответ.

– Ты родила. Поздравляю! Твоя мама сказала – мальчика.

– Да! Пойдём, покажу!

Хельга потянула меня за руку к стоявшей в углу гостиной кроватке-качалке. Она приподняла кисейный полог, и я увидела пухлощёкого кроху в белом кружевном чепце. Малыш спал, смешно открыв ротик.

– Мой Олаф, – нежно сказала Хельга. – Правда, красавчик?

– Правда. И так на отца похож!

Я не кривила душой. Между этим пухлощёким младенцем и красавцем парнем действительно виделось несомненное сходство, хотя не сразу понятное в чём оно выражается. Может в рисунке почти не видных светлых нахмуренных бровок, характерном кончике носа или форме подбородка.

Под моим внимательным взглядом малыш закряхтел и зашевелился. Хельга опустила кисею и жестом предложила отойти.

– А то проснётся, поговорить не даст, – улыбнулась она.

– Я без подарков, – смущённо призналась я. – Не знала, получится ли зайти, вот и не взяла. Но я обязательно…

– Ерунда! – отмахнулась Хельга. – Главное, что зашла. Я так рада тебя видеть. Знаешь, мне иногда снится, как мы сидим в «Кружевнице»… Или как мы сдаём экзамен. Я тогда не понимала, какой была счастливой…

– Да, я тоже часто вспоминаю то время.

Мы замолчали. Хельга опустила лицо, пряча повлажневшие глаза.

– Как ты, Кэсси? – после паузы спросила она. – Замуж не собираешься? А то в газетах писали про тебя разное.

– Нет, не собираюсь. Не за кого. А в газетах много разной ерунды пишут, ты же знаешь.

– Знаю, – между бровей легла горькая складка.

– Я сейчас больше о работе и учёбе думаю. Там, в Академии, совсем другой уровень, не то, что здесь.

– Ты в своём репертуаре. Узнаю Кэсси, – усмехнулась подруга. – А как же твои поклонники? Мне по твоим письмам показалось, что граф Вартис тебе нравится.

– Нравится. Но как-то не сложилось. Он слишком занят.

– Да уж. Он приезжал сюда. Показал себя во всей красе. Говорят, если бы не он, то всё для Харрании могло сложиться по-другому.

Я не хотела обсуждать с Хельгой подавленные волнения. Боялась поссориться. Но после того, как она сама вспомнила, не смогла удержаться:

– Ты тоже в этом участвовала?

– Нет. Я тогда рожала, а потом отходила от родов. Как понимаешь, было не до участия в борьбе. А так бы – кто знает. Может и меня бы арестовали по его приказу. Я до того несколько раз участвовала в митингах. Осуждаешь? – Хельга с вызовом посмотрела на меня.

– Нет. Я понимаю твои чувства, но не разделяю. Это моя страна и я не хочу, чтобы она развалилась.

– Ты не понимаешь! Харрания – не Лакхор, и харранцы не должны умирать за вашего короля!

– Когда Олаф поступал в военную Академию он тоже так думал?

– Он ошибался! И к чему это его привело?

Мы замолчали, сердито глядя друг на друга. Я понимала её чувства к королю Лакхора. Сама не могла до конца принять тот его страшный выбор. Ради короны обречь на смерть преданных ему людей. С его согласия умерли Олаф, Лурия и те, оставшиеся мне неизвестными люди, чьих близких потом я видела на коронации. Разве не честнее было тогда уступить престол принцу Михасю? Ведь тот имел на него больше прав, и Анджей знал это.