Екатерина Богданова - Душа дворянки

– Что за бред он несёт? – вспылив, закричал Стас. – Ещё одно слово, и ты с разбитой мордой будешь блистать своими знаниями! А вы чего стоите, я что-то не понял? Языки проглотили?

Карташов и Леготин что-то невнятно промычали, чем привели сына главы города в настоящее бешенство.

– Ну полно, обуздай свой гнев. Не то заплатишь кровью, как только что отец твой заплатил, – хладнокровно предостерёг Стаса Нестор.

«Боится ли он хоть чего-нибудь на этом свете? – подумала я, услышав, как спокойно и бесстрашно Нестор упомянул в своей реплике о мэре города. – Такое ощущение, что нет».

– Да что ты говоришь! – не придав словам Нестора большого значения, усмехнулся Ветров и уселся прямо на его парту. – Мой отец сейчас в Питере, на банкете в честь дня рождения губернатора.

– Это не так, – возразил Нестор. – Твой отец только что доставлен в реанимацию петербургской больницы с тяжелейшими травмами, полученными в результате автокатастрофы.

– Что? С чего ты взял? – округлил глаза Стас, вскочил с парты и схватил свой мобильный телефон.

Мы с Лариской замерли. На её лице застыл испуг. Что изобразилось на моём лице, я не знала, но отсутствие бурной реакции с моей стороны явно понравилось Нестору. Ветров был почти уверен, что новый одноклассник солгал. Он уже, вероятно, придумывал жестокое наказание за ложь, но слова Нестора неожиданно оказались горькой и страшной правдой.

– Как перелом основания черепа? Как шок? Какая кома? – упавшим голосом переспросил Стас, который, очевидно, позвонил на номер отца. – Вы что там вообще все, что ли? Какое крайне тяжёлое состояние? Вы врачи или кто? Сделайте там что-нибудь!

Ветров выбежал из класса с мобильным телефоном, но уже через пару минут вернулся. Губы Стаса чуть искривились и начали слегка подрагивать.

– Он будет жить? – стараясь не показывать излишних эмоций, спросил у Нестора Стас.

– Всё в деснице Божьей, – спокойно ответил Нестор.

Стас собрал вещи и ушёл домой. Однако его верные телохранители до конца учебного дня не оставляли Нестора в покое.

– Ты откуда приехал такой? – спросил Нестора Карташов, когда Любовь Александровна вернулась в класс, чтобы провести алгебру. – Чего мы тебя раньше никогда не видели?

– Ты что экстрасенс? – предположил Леготин.

Но Нестор оставался равнодушным и хранил гордое молчание. Поняв, что нового одноклассника просто так не разговорить, парни начали тыкать ему в спину шариковой ручкой, о чём мне сразу же доложила Лариска. Я обернулась к нему, и наши взгляды на мгновение встретились. Застывшие глаза Нестора с неподвижными чёрными ресницами смотрели отрешённо и печально.

– Что случилось, Юля? – окликнула меня Любовь Александровна.

Тут я со стыдом поняла, что впервые в жизни позволила себе повернуться на уроке на сто восемьдесят градусов. Крутились и болтали все, некоторые даже вскакивали с мест, но мне не было никакого дела до других.

– Ничего, – испуганно прошептала я, но учительница уже увидела, что происходило на задних партах.

– Леготин, Карташов! Немедленно перестаньте! Что вы делаете? – приблизившись к телохранителям Ветрова, возмутилась учительница. – Почему вы мешаете Нестору заниматься?

– Ничего мы не мешаем, – возразил Леготин.

– Как не мешаете, если я вижу, что мешаете? А ну-ка оба выйдите отсюда! – потребовала Любовь Александровна.

– Учитель не имеет права выгонять ученика с урока! – попытался заступиться за товарищей Ольшанников.

– А ученики не имеют права болтать на уроках, – не поддалась на провокацию Любовь Александровна. – Карташов, Леготин! Я кому сказала? Выйдите из класса! Я на вас докладную напишу!

Никакой докладной Любовь Александровна, конечно, не написала, но телохранителей Стаса всё-таки выгнала. Лёша и Паша с удовольствием, почти вприпрыжку отправились получать коридорное образование, а точнее, курить в туалете.

– Русланочка, мы тебя ждём, – поравнявшись с партой Алоян, шепнул Карташов.

– Да иди ты!.. – покривилась Русланочка и даже достаточно точно указала направление.

Лариска продолжала писать что-то Стасу, но ему сейчас было явно не до неё. Она жаловалась, что он ей не отвечает, безо всяких оснований ревновала, прокручивала списки его друзей…. Лариску совсем не напрягало то, что я не поддерживаю беседу, а только пожимаю иногда плечами и киваю головой. Её реплик вполне хватало на двоих.

Последующие уроки заставляли всё больше удивляться неординарным способностям Нестора. Он привёл в восторг нашу ещё молодую и слегка помешанную историчку, начав спорить с ней о событиях одной из Русско-турецких войн.

– Простите, но всё было совсем не так, как вы рассказываете, – вежливо обратился к ней он.

– Как же, по-твоему? Ой, ты новенький что ли? Интересный какой! – не сдержалась Ксения Ивановна. – Как тебя зовут?

– Нестор Вяземский, – прозвучал спокойный и уверенный ответ.

– Нестор Вяземский? Хм, как интересно! Ты случайно не потомок князя Вяземского, который жил здесь в восемнадцатом веке? – сыронизировала она.

– У князя Нестора Вяземского, который жил здесь в восемнадцатом веке, нет и не было потомков. Он умер в возрасте двадцати лет от удушья во время пожара. Так вы позволите мне рассказать о Русско-турецкой войне? – спросил он.

– Конечно! А вы послушайте! Не меня, так хоть одноклассника послушайте! Я, конечно, понимаю, что вам ничего этого не надо….

Нестор подошёл к учительскому столу и начал свой рассказ. Он подробно охарактеризовал противоречивые настроения, царившие в народных массах и в самом дворце Екатерины Великой, детально объяснил различные позиции приближённых к ней лиц, упомянул о Петре Третьем, поклоннике прусского короля Фридриха, и, наконец, перешёл к описанию самих военных действий на фронтах. Нестор последовательно, чётко и ясно излагал, когда, откуда и в каком направлении выдвигались войска, кто командовал ими, кто особенно отличился в боях.

Однако в его речи присутствовали не только сухие конкретные факты, но и интересные субъективные оценки. Не только досконально знавший, но и тонко прочувствовавший давние события, он бесстрашно озвучивал собственные выводы об итогах сражений и анализировал поступки отдельных людей: удачи и неудачи, подвиги и предательства.

– Потрясающе! – воскликнула Ксения Ивановна, когда к ней, наконец, вернулся дар речи. – Я за всю свою жизнь таких ответов не слышала! Неужели ты так любишь историю? Ты ведь не готовился, а так, прямо сразу! И такая свежая, такая своеобразная точка зрения…. Твои сверстники понятия не имеют, что такое войны второй половины восемнадцатого века. Спросишь их – и даты-то не назовут. Или вообще с Великой Отечественной перепутают, посадят всех на танки да на самолёты прямо в кюлотах и напудренных париках и отправят нацистов громить, и ничего, что нацисты эти через двести лет только родятся. А ты рассказал об этой войне так, будто видел её своими глазами!