Тахира Мафи - Плетеное королевство

А затем из сгустка тьмы возникла его рука – он скользнул Ализэ пальцем по губам, глядя ей прямо в глаза, и исчез.

И она закричала.

Предание о дьяволе изрядно поизносилось за долгие годы его пересказывания, а имя – Иблис (его настоящее имя было Иблис!), звучащее словно стук сердца на кончике языка, – было затеряно в катакомбах истории. Его собственный народ лучше других понимал, что чудовище было создано не от света, но из пламени. То были джинны – древняя раса, некогда владевшая землей и возрадовавшаяся вознесению Иблиса на небеса. Они лучше прочих знали, откуда пришел этот юноша, ибо стали свидетелями того, как он был возвращен и как его тело разбилось о землю, а их мир был оставлен гнить из-за его высокомерия.

Когда тело Иблиса рухнуло с неба, острые клювы птиц раздвинулись, а их широкие крылья замерли в воздухе. Падая, он сверкал, плоть его блестела, плавясь, а с кожи скатывались тяжелые капли жидкого огня. Этот огонь, все еще испускающий клубы пара, достиг земли раньше, чем тело Иблиса, неся погибель лягушкам, деревьям и гордости целой цивилизации, что навечно будет обречена кричать его имя звездам.

Ведь когда Иблис пал, пал и его народ.

Не Бог, а обитатели разрастающейся вселенной вскоре отвернулись от джиннов; каждое небесное тело стало свидетелем зарождения дьявола – создания тьмы, доселе неизвестного, неназванного, – и никто не желал, чтобы его сочли сочувствующим врагу Всемогущего.

Первым от джиннов отвернулось солнце. Один блик – и все свершилось; их планета, Земля, погрузилась в вечную ночь, покрылась ледяным панцирем и сошла с орбиты. Следом исчезла луна, столкнув мир с привычной оси и исказив его океаны. Вскоре все оказалось затоплено, a затем сковано льдом; за три дня население мира сократилось вдвое. Тысячи лет истории, искусства, литературы, изобретений – все было уничтожено.

Тем не менее, уцелевшие джинны не теряли надежды.

Постепенно, одна за другой, звезды поглотили сами себя, земная твердь под ногами просела и раскололась, а карты прошлых времен утратили свою значимость. В конце концов джинны перестали находить путь среди вечной тьмы и, безвозвратно потерянные, разбрелись кто куда.

За его грех Иблису была уготована лишь одна судьба – вечно преследовать создания, что вскоре должны были явиться из грязи. Глина – эта грубая, примитивная форма, пред которой Иблис не желал преклонять колени, – и унаследует мир джиннов. Уж в этом они не сомневались. Это было предначертано.

А когда – джинны и сами не знали.

Небеса наблюдали за дьяволом, за той полужизнью, что ему приходилось влачить. Остальные же безмолвно смотрели, как замерзшие моря обрушиваются на берега, а с гневом Иблиса отливы сменяются приливами. Тьма становилась все гуще, все плотнее от зловония смерти.

Не видя небесный свод, оставшиеся джинны не ведали, сколько времени их народ провел, скорчившись от холода и темноты; это могли быть как века, так и дни. Что было временем, когда не было ни лун, чтобы определить час, ни солнц, чтобы обозначить год? Время можно было различить только по рождению детей. То, что их души были сотворены из пламени, стало первой из двух причин, по которым джинны сумели пережить бесконечные зимы; второй стало то, что пищей им служила обыкновенная вода.

В этой воде глина медленно принимала форму, застывая, пока прежняя цивилизация массово вымирала от боли в сердце, от ужаса. Выстоявших вопреки всему джиннов мучила ярость, запертая в их груди, – гнев, сдерживаемый лишь тяжестью непреодолимого стыда.

Ведь когда-то джинны были единственными разумными существами на Земле; созданиями более сильными, быстрыми, правильными и хитрыми, чем глина. И все же большинство из них ослепло в вечной черноте, кожа их стала пепельной, а радужка – белой, лишенной пигмента. В мучительном отсутствии солнца даже эти огненные создания ослабели, и когда глина наконец твердо поднялась на ноги, солнце засияло вновь, вернув планету в исходное состояние и принеся с собой обжигающую боль от тепла.

Оно испепеляло отвыкшие от света глаза джиннов и плавило остатки плоти на их костях. Однако у джиннов, искавших убежище от этого жара, одна надежда все же оставалась: с возвращением солнца засияла и луна, а с луной появились звезды. И в лучах звездного света джинны проложили свой путь к спасению – на вершину земли, в леденящий холод, что стал им домом. В тиши они возвели себе новое скромное королевство, прижавшись своими сверхъестественными телами к поверхности времени и пространства так тесно, что почти испарились.

И было неважно, что джинны сильнее глины – людей, как те себя называли, – которая теперь владела землей и ее небесами; неважно, что джинны обладали большей мощью, силой или скоростью; не имело значения, насколько горячи были их души. Грязь, узнали они, способна погасить пламя. Грязь со временем погребет их всех.

А Иблис…

Иблис всегда был неподалеку.

Вечное, бесславное существование дьявола служило им ярким напоминанием о том, что они потеряли, и о том, что им пришлось пережить, чтобы выжить. Джинны с глубоким сожалением сдали Землю новым властителям – и молились, чтобы их никогда не нашли.

Эта молитва, как и другие, осталась без ответа.

С первыми лучами солнца Ализэ выбралась из постели, облачилась в платье, заколола волосы шпильками и натянула туфли. Обычно она уделяла больше внимания туалету, но сегодня проспала, и времени осталось лишь на то, чтобы протереть глаза смоченной в воде тряпкой. Заказанное платье ждали сегодня, а потому Ализэ тщательно завернула его в несколько слоев тюля и перевязала бечевкой. Со свертком в руках девушка на цыпочках спустилась вниз по лестнице, развела огонь в кухонном очаге и толкнула тяжелую деревянную дверь, обнаружив за ней слой выпавшего за ночь снега, до самых колен.

Это жутко расстроило Ализэ. Она зажмурилась и сделала успокаивающий вдох.

Нет, она не вернется в постель. У нее не было зимнего пальто или шапки – не было даже перчаток, – и если прямо сейчас она помчится обратно по лестнице, то, возможно, успеет проспать целый час до того, как ее хватятся, но девушка заставила себя выпрямить спину, прижимая к груди драгоценный сверток. Сегодня она получит свою плату.