Тахира Мафи - Сломи меня (ЛП)

— Адди? Адди, просыпайся. Адди…

Я со стоном переворачиваюсь и потягиваюсь, потирая глаза нижней частью ладони. Еще слишком рано для подобных вещей.

— Адди…

Не успев еще полностью проснуться, я хватаю Джеймса за шиворот и тяну вниз, запихивая его голову под одеяло. Он кричит, а я смеюсь, заворачивая его в простыни до тех пор, пока не лишаю его возможности выбраться.

— Прекратиииии, — хныкает он и колотит маленькими кулачками по простыням. — Адди, отпусти меня…

— Эй… сколько раз я просил тебя перестать так меня называть?

Джеймс пытается ударить меня через одеяло. Я подхватываю его на руки и переворачиваю, он кричит и брыкается.

— Ты такой грубый, — кричит он, извиваясь в моей хватке. — Если бы Кенджи был здесь, то он ни за что не позволил бы те…

Я застываю, услышав его слова, и Джеймс чувствует это. Он затихает в моих руках, и я отпускаю его. Он выпутывается из моих простыней, и мы смотрим друг на друга.

Джеймс моргает. Его нижняя губа дрожит, он прикусывает ее.

— Ты не знаешь, все ли с ним в порядке?

Я качаю головой.

Кенджи все еще находится в медицинском крыле. Никто пока что не может с уверенностью сказать о том, что именно случилось, но среди людей уже ходят разговоры. Перешептывания.

Я смотрю на стену. Джеймс по — прежнему что — то говорит, но я уже слишком отвлекся, чтобы обращать внимание на его слова.

Мне трудно поверить в то, что Джульетта могла подобным образом ранить кого бы то ни было.

— Все говорят, что он ушел, — говорит Джеймс.

Это привлекает мое внимание.

— Что? — я разворачиваюсь к нему, насторожившись. — Как?

Джеймс пожимает плечами.

— Я не знаю. Они сказали, что ему удалось сбежать из своей комнаты.

— О чем ты говоришь? Как он мог сбежать из своей собственной комнаты?..

Джеймс снова пожимает плечами.

— Думаю, он больше не хотел здесь оставаться.

— Но… что? — я хмурюсь, пребывая в замешательстве. — Это значит, что он уже лучше себя чувствует? Кто-нибудь говорил тебе о том, что ему стало лучше?

Джеймс сбит с толку.

— А ты хотел, чтобы ему стало лучше? Я думал, что он тебе не нравился.

Я вздыхаю. Провожу рукой по волосам на затылке.

— Конечно же, он мне нравится. Я знаю, что мы не всегда ладим, но просто все мы здесь так тесно соседствуем, и у него всегда есть в запасе целая куча чертовых мнений…

Джеймс бросает на меня странный взгляд.

— Значит… ты не хочешь его убивать? Ты всегда говоришь о том, что хочешь его убить.

— Я не говорю о подобных вещах всерьез, — я пытаюсь не закатить глаза. — Мы с ним уже давно дружим. Я действительно беспокоюсь о нем.

— Ладно, — говорит Джеймс рассудительно. — Ты странный, Адди.

Мне не удается сдержать небольшой смешок.

— Почему это я странный? И, эй, хватит называть меня "Адди"… ты знаешь, как сильно я это ненавижу…

— Да, и я все еще не знаю, почему именно, — он перебивает меня. — Мама всегда называла тебя так…

— Но мама умерла, не так ли? — мой тон стал жестким. Руки резко сжимаются. И, когда я вижу выражение лица Джеймса, моментально жалею о том, что был так резок. Я разжимаю кулаки. Делаю глубокий вдох.

Джеймс сглатывает.

— Прости, — говорит он тихо.

Я киваю, отводя взгляд.

— Да. И ты меня, — я натягиваю рубашку. — Так Кенджи ушел? Поверить не могу, что он мог просто вот так взять и уйти.

— Зачем Кенджи понадобилось бы куда-нибудь уходить? — спрашивает Джеймс. — Мне показалось, что ты сказал о том, что даже не знаешь, в поряд…

— Но ты же сказал…

Мы замолкаем. Смотрим друг на друга.

Джеймс начинает говорить первым.

— Я сказал, что Уорнер ушел. Все говорят, что он сбежал прошлым вечером.

Один только звук его имени выводит меня из себя.

— Оставайся здесь, — говорю я, указывая на Джеймса, и хватая свою обувь.

— Но…

— Никуда не уходи, пока я не вернусь! — кричу я перед тем, как выбежать в дверь.

Вот ублюдок. Поверить в это не могу.

Я колочу кулаками по двери Касла, когда меня замечает Йен, направляющийся куда — то по коридору.

— Его нет, — говорит Йен, продолжая свой путь.

Я хватаю его за руку.

— Это правда? Уорнер на самом деле сбежал?

Йен вздыхает. Засовывает руки в свои карманы. Наконец, он кивает. Мне хочется пробить кулаком стену.

— Мне нужно пойти и одеться, — говорит Йен, отходя от меня. — И тебе бы тоже следовало этим заняться. Мы выдвигаемся после завтрака.

— В самом деле?! — говорю я. — Мы по — прежнему собираемся сражаться… даже с учетом всего происходящего?

— Разумеется, — резко отвечает Йен. — Ты же знаешь, что мы больше не можем ждать. Верховный главнокомандующий не станет менять свои планы и отсрочивать нападение на местных жителей. Уже слишком поздно поворачивать назад. — Но что насчет Уорнера? — требовательно спрашиваю я. — Мы даже не попытаемся его найти?

— Может быть, — Йен пожимает плечами. — Возможно, тебе удастся отыскать его на поле боя.

— Господи, — гнев настолько сильно переполняет меня, что практически застилает мне глаза. — Я мог бы убить Касла за то, то он допустил это… за то, что он был так чертовски терпим к нему…

— Держи себя в руках, парень, — перебивает меня Йен. — У нас есть и другие проблемы. И, — он хватает меня за плечо, смотря мне в глаза, — ты не единственный, кто зол на Касла. Но сейчас не время для этого.

Я скидываю его руку, бросая на него сердитый взгляд, и возвращаюсь обратно по коридору.

К моему возвращению у Джеймса накопилось множество самых различных вопросов, но я все еще слишком зол для того, чтобы разговаривать с ним. Но его это, кажется, не волнует; Джеймс чертовски упрям. Я пристегиваю сначала одну кобуру, затем другую, закрепляю свое оружие, а он все еще не собирается отступать.

— А что он сказал потом? — спрашивает Джеймс. — После того, как ты сказал ему о том, что мы должны найти Уорнера?

Я привожу в порядок свои брюки, затягиваю шнурки на ботинках.

Джеймс слегка стукает меня по руке.

— Адам, — еще один удар. — Он знал, где находится Касл? — еще один. — Он сказал, во сколько вы сегодня выдвигаетесь? — еще немного постукивания. — Адам, когда ты…

Я подхватываю его на руки, и он визжит. Я отношу его в дальний угол комнаты.

— Адди…

Я накидываю ему на голову одеяло.

Джеймс кричит и борется с одеялом до тех пор, пока ему не удается стянуть его с себя и сбросить на пол. Его лицо покраснело, он сжал кулаки и, наконец — то, разозлился.

Я начинаю смеяться. Ничего не могу с собой поделать.

Джеймс настолько сильно расстроен, что ему приходится практически выплевывать слова, когда он говорит.

— Кенджи сказал, что я имею точно такое же право знать о том, что здесь происходит, как и все остальные. Кенджи никогда не злится, когда я задаю ему вопросы. Он никогда не игнорирует меня. Никогда не бывает со мной груб, а ты г — груб со мной, и мне не нравится, когда ты с — смеешься надо мной…