Тахира Мафи - Сломи меня (ЛП)

Все изменилось после того, как она, наконец — то, начала мне доверять. Она раскрылась. Она начала больше говорить (и есть), и даже обзавелась некоторой самоуверенностью. Мне очень нравилось видеть, как она возвращается к жизни. Мне нравилось быть с ней, наблюдать за тем, как она обретает себя.

Думаю, что этот случай с Кенджи действительно вернул ее в исходное положение. Я могу сказать, что она находится здесь только лишь наполовину, потому что ее глаза лишены сосредоточенности, а ее руки двигаются чисто машинально. Она часто это делает. Порой она словно исчезает, забивается в уголок своего разума и на некоторое время остается в нем, думая о чем — то таком, о чем она никогда не станет говорить.

Теперь она ведет себя точно так же, как делала это прежде, и сейчас она ест холодный рис со своей тарелки, беря по одному зернышку, и едва слышно пересчитывая их.

Я намереваюсь снова попытаться заговорить с ней, но в этот момент к нашему столику, наконец — то, возвращается Джеймс. Я немедленно поднимаюсь на ноги, благодарный за возможность избавиться от этой неловкости.

— Эй, приятель… не стоит ли нам пойти и попрощаться должным образом?

— О, — говорит Джеймс, опуская свой поднос на стол. — Хорошо, конечно, — он бросает взгляд на меня, а затем на Джульетту, которая сейчас очень тщательно пережевывает рисовое зернышко.

— Привет, — говорит он ей.

Джульетта несколько раз моргает. В тот момент, когда она замечает его, на ее лице появляется широкая улыбка. Они меняют, подобные улыбки. И это те самые моменты, которые немного убивают меня.

— Привет, — отвечает она внезапно настолько счастливым голосом, что можно было бы подумать, что Джеймс разместил для нее на небе луну. — Как твои дела? Тебе хорошо спалось? Не хочешь присесть? Я ела рис, хочешь немного риса?

Джеймс уже начал краснеть. Он, вероятно, съел бы свои собственные волосы, если бы она попросила его это сделать. Я закатываю глаза и тяну его за собой, говоря Джульетте о том, что мы скоро вернемся.

Она кивает. Я смотрю через плечо, пока мы удаляемся от столика, и замечаю, что она, кажется, не против того, чтобы немного посидеть в одиночестве. Она тыкает вилкой во что-то, лежащее на ее тарелке, промахивается, и это последнее, что я вижу перед тем, как мы заворачиваем за угол.

— В чем дело? Почему нам нужно поговорить? — новые вопросы от Джеймса. Он, черт возьми, словно автомат по производству вопросов. — Все в порядке? Ты не мог бы сказать Джульетте, чтобы она не ела мой завтрак?

Он вытягивает шею для того, чтобы взглянуть на нее, по — прежнему сидящую за столом.

— Иногда она ест мой пудинг.

— Эй, — говорю я, хватая его за плечи. — Посмотри на меня.

Джеймс разворачивается ко мне лицом.

— Что случилось, Адди? — он всматривается в мои глаза. — Ты ведь на самом деле не погибнешь, правда?

— Я не знаю, — говорю я ему. — Может быть, да. Может быть, нет.

— Не говори так, — тихо говорит он, опуская глаза. — Не говори так. Нехорошо так говорить.

— Джеймс.

Он снова поднимает на меня свой взгляд, на сей раз медленнее. Я опускаюсь на колени и притягиваю его к себе, прижимаясь своим лбом к его лбу. Я смотрю в пол, и знаю, что он делает то же самое. Я слышу, как колотятся в тишине наши сердца.

— Я люблю тебя, — наконец, говорю я ему. — Ты ведь знаешь это, да? Ты всегда для меня на первом месте. Все мои действия направлены на то, чтобы я мог позаботиться о тебе. Защитить тебя. Обеспечить тебя всем необходимым.

Джеймс кивает.

— Ты на первом месте, — говорю я ему. — Ты всегда был на первом месте, а все остальные — на втором. И это никогда не изменится. Хорошо?

Джеймс снова кивает. Слезинка падает на пол между нами.

— Хорошо, Адди.

— Иди сюда, — шепчу я, притягивая его в свои объятия. — С нами все будет хорошо.

Джеймс цепляется за меня, сейчас он ведет себя как настоящий ребенок, он уже давно не вел себя так, и я рад это видеть. Иногда я беспокоюсь из-за того, что он слишком рано повзрослел в этом дерьмовом мире, и, хотя я и знаю, что не могу защитить его от всего, я все равно пытаюсь.

Сколько я себя помню, он всегда был единственной константой в моей жизни; если бы с ним что — либо случилось, то это, я думаю, убило бы меня.

Я никогда никого не полюблю так, как я люблю этого ребенка.

Столовая практически опустела после завтрака. Джеймс был обязан отправиться в убежище вместе с другими детьми и пожилыми людьми, которые не будут принимать участия в битве, а все остальные в это время готовились к выступлению.

Некоторые семьи все еще обмениваются заключительными прощаниями. Мы с Джульеттой уже несколько минут избегаем зрительного контакта. Она смотрит на свои руки, изучая свои пальцы так, словно желает убедиться в том, что они по-прежнему на месте.

— Ну и ну. Кто умер?

Черт возьми. Этот голос. Это лицо.

Невозможно.

— Святое дерьмо. Черт побери, — я поднимаюсь на ноги.

— Я тоже рад тебя видеть, Кент, — Кенджи широко улыбается и кивает мне. Он чертовски плохо выглядит. Усталые глаза, бледное лицо, его руки немного дрожат, пока он держится за стол. Но хуже всего то, что он уже полностью экипирован — словно он на самом деле полагает, что отправится на поле боя. — Готовы сегодня надрать кому-нибудь задницу?

Я все еще смотрю на него в изумлении, пытаясь подыскать какой-нибудь ответ, когда Джульетта вскакивает на ноги и практически набрасывается на него. В действительности, это всего лишь объятие, но Бог ты мой…

Немного рановато для подобного, думаю я.

— Ого… эй… спасибо, да… это… эм… — Кенджи прочищает горло. Он старается принять это, но очевидно, что он пытается отодвинуться от Джульетты, и — да, она это замечает. Ее лицо омрачается, она бледнеет, широко распахивая глаза. Она прячет руки за спину, несмотря на то, что сейчас она в перчатках.

Сейчас Кенджи на самом деле ничего не грозит, но я понимаю его нерешительность. Парень чуть не умер. Он попытался разнять драку в тот же момент, что и Джульетта, и — бум, он моментально рухнул на пол. Это было чертовски страшно — и, хотя я и знаю, что Джульетта не намеревалась этого делать, другого объяснения этому на самом деле нет. Должно быть, это сделала именно она.

— Да, эм, может быть, тебе некоторое время следует воздерживаться от того, чтобы дотрагиваться до меня, хорошо? — Кенджи улыбается — он снова превратился в милого парня — но ему не удается никого убедить. — Я еще не очень хорошо стою на ногах.

Джульетта выглядит настолько подавленной, что это разбивает мне сердце. Она так сильно старается быть в порядке — сделать так, чтобы со всем этим дерьмом все было нормально, — но порой все выглядит так, словно мир попросту не позволяет ей этого делать. Он наносит все новые и новые удары, и она продолжает испытывать боль. Я ненавижу это.