Алена Занковец - Сердце Охотника

Иду к двери, поглядывая на Лесс через плечо.

Щурюсь от яркого, до рези в глазах, света, хотя небо затянуто тучами. Делаю шаг на крыльцо – и падаю на колени, получив под дых чьим-то невидимым кулаком.

Первые секунды ощущение такое, будто легкие перестали расширяться. Пытаюсь вдохнуть – не выходит. В солнечном сплетении дерет так, словно кулак вошел в живот, да там и остался.

Сила удара не сбивает меня с толку – я знаю, это Волчица. Если удар повторится, я даже угадаю, кто именно: здесь таких смелых можно по пальцам пересчитать. А самцов в этой деревне я не видел ни разу.

Как же велико оказывается мое удивление, когда, разлепив веки, сквозь мутные пятна я различаю силуэт мужчины – того, перед кем меня ударом поставили на колени.

Медленно, ожидая второго удара, выпрямлюсь, крепко жмурюсь, открываю глаза… И застываю. Чувство такое, словно я снова получил кулаком в живот, потому что меня накрывает подзабытое, отвратительное – до вкуса железа на языке – ощущение Провала. Но я крепко держусь за реальность – только на ногах стою неуверенно. Вот он, я, на крыльце своей темницы. Ветер холодит покрытый испариной лоб. Все также зудит под ребрами.

Просто. Он. Не должен. Быть. Здесь.

Прямо передо мной.

Вот так, глаза в глаза.

Надо признать, этот Самец вовсе не похож на убожество, которое я видел в лесу рядом с Дикаркой. Сейчас он выглядит… мощно. Как ледокол. В нем появилось что-то от Санитара. Словно наконец превратился в стальной прут тот внутренний стержень, который отличает зверодухов от обычных людей.

Самец коротко пострижен, тщательно выбрит, что рождает мысли о деловом костюме. Но только до тех пор, пока не посмотришь Самцу в глаза. В его взгляде появилась тяжесть. Он словно усиливает земное притяжение.

Самец – в одной майке и джинсах, но пышет жаром, в то время как мой голый торс, кажется, покрывается коркой льда. Удивительные метаморфозы даже для зверодуха.

Кроме Самца, вокруг меня одни Волчицы. Большинство из них выглядят так воинственно, что для полноты образа им не хватает лишь головного убора из орлиных перьев. Но есть и нежные сознания, вроде моей Доррит. Стоят поодаль, за спинами. Если моя немая подружка – акула, то такие, как Доррит, – планктон в этом море леса.

Площадка перед крыльцом небольшая, круглая, как монета. Ее частоколом окружает лес. Ощущение такое, будто, кроме моей избушки, рядом и нет других построек. Но это не так. Вокруг моей тюрьмы – целая сеть землянок, больше похожих на норы. Их черные дыры-входы сейчас наблюдают за мной.

Улавливаю движение вдалеке. Волчиц много, но к ним я привык. А к присутствию этого Самца в своей жизни, наверное, не привыкну никогда.

Где моя Дикарка, животное?..

– Он плохо выглядит, – говорит Самец через мое плечо. Смотрит в глаза мне, а разговаривает с Лесс, будто я голограмма.

«Не так плохо, как выглядел ты прошлой осенью», – мысленно отвечаю я.

Не знаю, что за жест показывает моя благоверная, но Самец в ответ качает головой.

– Приведи его в порядок. Тогда виднее будет, – добавляет он.

– Слыш, Лесс! – прикрикиваю я, отвечая Самцу таким же взглядом в упор. – Койку мне, вискаря и тайку-массажистку.

В моей голове шутка прозвучала куда веселее. Я заметил, как улыбнулась Крошка Доррит, мельком, глядя в землю. И на том спасибо.

Осознаю: веду себя как клоун. Стоило появиться Самцу, и я рухнул на дно пищевой цепи. Он пришел, и мой устойчивый, привычный тюремный мирок взболтался, словно банка с грязной водой. Может, ну его, это притворство? Может, вцепиться в него прямо сейчас, когда он повернется ко мне спиной? Хребет не переломаю, но руку мою он от горла не сразу отведет. Мне вторая жизнь легко далась, потому и на прочность ее проверять не страшно.

Стискиваю зубы, но не двигаюсь с места. Нет, вторая жизнь еще пригодится. Слишком много осталось незаконченных дел. А притворство иногда более сильное оружие, чем скорость и сила.

Разворачиваюсь и возвращаюсь в клетку.

Ночью меня перевели в тюрьму попросторнее.

Добирались мы долго. Думаю, для Лесс это стало еще одним развлечением: смотреть, как по мне, идущему почти вслепую, с завязанными за спиной руками, лупят влажные ветки. Я отпустил шутку насчет того, что Лесс может лично меня отхлестать, раз ей так нравится это зрелище. За что мгновенно получил в ответ крепкую и вряд ли случайную оплеуху от еловой лапы и решил помалкивать до места назначения.

Как же хотелось узнать, куда меня привели! Большое ли поселение? Есть ли самцы? Видно ли что-то, кроме бескрайнего леса? Меня от любопытства аж до дрожи пробирало. Но пока в темноте, лишь изредка пропускающей лунный свет, я чувствовал себя слепым.

Меня попарили в баньке, дали чистую одежду, постригли – спа-отель, а не тюрьма – и отвели в белокаменные палаты. То есть мое новое жилище и в самом деле было из камня. Небольшое строение, опутанное малинником.

Одна из самочек вталкивает меня вовнутрь и запирает за мной дверь.

Под моим весом чуть проседает, поскрипывая, деревянный пол. От стен веет холодом. Пахнет пылью, соломой и железом.

Шарю руками в темноте. Пустота. Делаю шаг вперед – и спотыкаюсь обо что-то твердое. Цепи… Какой знакомый звук… На несколько секунд выползает луна, в моем новом жилище светлеет – и я замираю, чтобы переварить объем информации, полученной за это время.

Во-первых, здесь есть окно, пусть и забранное решеткой. Понять мой щенячий восторг по этому поводу способен лишь тот, кто больше полугода провел в темноте, глотая лишь лунный свет из крохотной щели.

Во-вторых, к стенам прикреплены цепи – одна пара, если меня не обмануло зрение. На концах цепей – кожаные ремни. То есть это не совсем тюрьма – иначе браслеты наверняка были бы из металла. Скорее… Возможно… Нет, не знаю. Удерживать – но мягко, не причиняя боли. Как полезного питомца? А может, у зверодухов металлические браслеты закончились? Или это человеческое строение?.. Сдаюсь. Пока что.

В-третьих, браслетами меня не приковали. Что наводит на мысль, а не с воспитательной ли целью Лесс держала меня в клетке?.. То есть Волки совсем не ожидают моего побега. Даже не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны, так проще сбежать. С другой – похоже, бежать мне особо некуда. Глухая глушь. Вероятно, болото, судя по хлюпанью под ногами во время ночного перехода.

Зато теперь у меня есть тюфяк, набитый соломой, и я могу представить настоящую кровать, застланную свежим бельем, пахнущим порошком, если вот так растянусь и положу руки под голову…

От непривычного скрипа двери вскакиваю быстро, как в армии. Волчица – не разберу которая, но не из моих любимиц – несет здоровенную миску каши и ломоть хлеба толщиной в три пальца. Я чую запахи свежей еды, и от этого мой желудок урчит, будто котел с кипящим маслом. Как же давно я не жрал! Думаю, еда Волков куда больше напоминала человеческую, чем те помои, которые приносили мне. Так что я откусываю кусок горбушки и вяло жую его только до того момента, пока дверь не скрипит снова. А потом набрасываюсь на еду, как голодный пес. Запихиваю хлеб в рот, заедаю кашей, запиваю ягодным квасом, не сильно беспокоясь о том, что он стекает по подбородку.