Вергилия Коулл - Белые волки. Книга 1

И он нашел. Это была темно-серая грубо сколоченная скамья без спинки, установленная на самом склоне крутого изгиба горы. Неизвестно, кто и для чего поставил ее тут: на вершине постоянно свистел ветер, он бил то в спину, то в лицо и, как ни сядь, пробирался за пазуху и холодил тело. Основные монастырские строения оставались ниже, сюда от них вела едва заметная и почти нехоженая тропа среди голых камней. Кроме того, ступать по ней и пользоваться скамьей было просто опасно, почти от самых ног начинался обрыв и где-то далеко внизу отвесной стены темнели верхушки деревьев. Высокие и широколапые сосны казались отсюда, с высоты, крохотной мелкой порослью. Наступи – и окажутся по щиколотку.

Он, никем не замеченный, забрался сюда из детского любопытства, сел на эту скамью, чтобы передохнуть, и… пропал. На какой-то из праздников отец дарил ему такую игрушку: стеклянный шар, приклеенный к плоской деревянной подставке. Там, под куполом этого шара, открывался целый мир. Там тоже были горы с острыми зубцами вершин и извилистыми хребтами, был крохотный темный лес у подножия, а еще маленький темно-коричневый домик, притулившийся где-то между небом и землей. Окна у домика выкрасили ярко-желтой краской, что обозначало теплившийся в них свет. Наверно, тот, кто создавал игрушку, просто-напросто копировал дарданийский пейзаж, очень уж очертания совпадали. Возможно, мастер даже сидел на этой самой темно-серой скамье, когда задумывал работу, – так походил угол обзора и вид. Только домика не хватало, в реальности его не существовало.

Секрет шара заключался в том, что если перевернуть его и потрясти, снег, прежде толстым покрывалом лежавший на горах и долинах, бурей поднимался вверх, водоворотами окутывал вершины и хребты, а затем медленно, совсем по-настоящему оседал вниз и опять ложился неподвижной пеленой. Димитрий мог часами сидеть, переворачивая игрушку и наблюдая, как каждый раз снег укладывается по-новому. Узоры вообще не повторялись. И вот, усевшись на скамью, он вздрогнул и забыл, как дышать. Потому что в тот момент ему показалось, что он снова держит в руках волшебный шар и стоит лишь захотеть, сможет поднять и перевернуть его, взбаламутить белые хлопья и любоваться их медленным танцем в воздухе.

Он никогда и ни для кого не упоминал вслух о том моменте, просто потому, что не хватало слов для описания красоты и восторга, которые наполнили его изнутри. Разреженный по сравнению с низинами воздух рвал легкие, но тогда казалось – это от переизбытка эмоций. Он сидел и держал на руках весь мир, он мог управлять им по своему желанию и испытывал настоящий трепет создателя, наслаждающегося своей работой. Ему даже не хотелось переворачивать творение и поднимать бурю. Пусть все остается спокойным. Ему хватало тихого, упоительного созерцания и осознания собственной власти над тысячами жизней, распростертых у его ног. Казалось, в тот момент он прекрасно представлял, что ощущает светлый бог, когда сидит и смотрит с высоты на Цирховию и ее жителей. Казалось, он и есть этот светлый бог, и вдруг нашлось объяснение, что это за скамейка и кто и зачем ее тут поставил.

Вот за этим она тут и была. Всегда, с самой первой секунды, как возник этот мир.

Он ходил на это место каждый день до самого отъезда и просиживал там буквально с рассвета и до заката и все равно не мог в достаточной мере насытиться зрелищем. Отбыв положенное количество дней, семья покинула дарданийские горы. Отец снова стал прежним, мать погрузилась обратно в пучину переживаний, но Димитрий чувствовал себя другим. Своим детским умишком он понял что-то, что не мог сформулировать. А потом голос в голове заговорил с ним, и оставалось лишь вспоминать ту скамью на склоне, на которую он не вернется уже никогда.

– Помогите! Помогите же кто-нибудь! Да что за люди тут такие!

Голос был испуганным и огорченным. А еще – женским. Димитрий отметил это краем сознания, которое начало возвращаться. Он ощутил, как знобит от холода все тело, а затем услышал плеск воды и понял, что лежит наполовину в воде, а чьи-то слабые и тонкие руки обхватывают его голову и трясут, заставляя скорее прийти в себя.

Приходить в себя не хотелось, но куда деваться?! Он разлепил веки и тут же сомкнул их обратно, потому что его голову уронили на землю так, что камни впечатались в затылок, а к губам намертво прижался чей-то пахнущий вишней рот. Поэтому он попритворялся мертвым еще какое-то время, пока девушка пыталась вдохнуть в его легкие воздух. Дыхание у нее тоже было вишневым, и ему это не понравилось. Потому что если она понравится ему, то уже ей, в свою очередь, не понравится то, чего захочет он.

Все просто.

Наконец ему надоело валяться на мокрой и скользкой земле и терпеть чужие неумелые попытки реанимирования, и тогда он поднял руки и легко девушку оттолкнул. Пожалуй, силы все-таки не рассчитал, потому что она отлетела и плюхнулась на попку, растерянно хлопая ресницами. Димитрий приподнялся на локтях, подслеповато прищурился, огляделся, чтобы понять, куда попал.

Солнце стояло высоко над головой, день был в самом разгаре, чуть поодаль размеренно шумели речные доки, а сам он оказался голым, и это означало, что обернулся в человека уже в реке, в которую и прыгнул… зачем? Утопиться?

Вариант вполне подходил, и Димитрий решил не сбрасывать его со счетов. Кто знает, что могло прийти ему в голову в момент очередного помутнения рассудка? В последнее время такие провалы случались все чаще, и он с безразличием обреченного человека лишь отмечал про себя их длительность и периодичность, как будто зарубки ставил.

Он перевел взгляд на свою «спасительницу», решив разглядеть ее получше. У нее были темные, коротко подстриженные волосы, но такая стрижка удивительно ей шла, подчеркивая изящный контур лица и тонкий профиль. Клетчатая рубашка, узлом повязанная чуть ниже миниатюрной груди, открывала плоский белый живот с аккуратной впадинкой пупка и без единого изъяна кожи. На бедрах сидели короткие джинсовые шорты, а на шее на широком ремне висел тяжелый дорогой фотоаппарат. Не местная? Туристочка? Скорее всего, судя и по виду, и по поведению. Шляется тут, возле доков, доверчиво спасает всякий мусор, прибитый к берегу. Даже не заподозрила, кто он такой…

Девушка тем временем оправилась от шока и даже приподнялась с земли, отряхивая испачканные шорты. Сполоснув руки от грязи тут же, в воде у берега, она вдруг широко улыбнулась и протянула Димитрию ладошку:

– Петра. Приятно познакомиться.

– Ну и имечко, – с презрением проворчал он и проигнорировал ее дружелюбный жест. Пусть сразу знает, с кем имеет дело.

Но незнакомку не смутил ни его грубый тон, ни сердитое выражение лица.