Инга Леровая - Портрет

Кристиан вздохнул. И все же вызвал такси. Сейчас альфа не пугал его как прежде, он стал временно беспомощным, хотя и вел себя по-прежнему вызывающе. Первый шок прошел и Кристиан подумал, что до мастерской они могут доехать вместе. Он заберет оттуда коробку с вещами, а Густаво пусть делает, что хочет. Хоть живет в мастерской. Густаво не возражал, покорно сел в такси.

Казалось, он потерял интерес к нему и Кристиана это уязвило. Неужели, он был интересен только как сексуальный объект? В таком случае, все к лучшему. Ему не надо переживать за Густаво, лучше заняться своей жизнью. А то он забыл, когда посещал спортзал. Перестал гулять в парке, не радовался весне. С друзьями можно организовать пикник. В театр сходить. Кристиан вздохнул полной грудью. Он свободен.

– Оставь это!

– Что?

– Оставь коробку, – повторил Густаво, заметив, что Кристиан уходит. – Пару дней, так и быть отдохни, а потом позируешь дальше.

– Дальше? Вы закончили иллюстрации к книге! Хватит меня обманывать.

– Ты на работе, забыл?

– Но как вы собираетесь рисовать?

– Это моя проблема, мне ее трахать. А ты займись своим здоровьем. Найди врачей. И этих. Психов. Чтобы память тебе вернули.

– Мне и так хорошо! – разозлившийся Кристиан выскочил из мастерской, швырнув коробку на пол.

Этого пьяницу Густаво ничего не берет. Похоже, он даже не жалеет, что обморозил руки и собирается доставать его как раньше. Зря Кристиан расчувствовался. Не стоит проявлять дружелюбие. Только позволь и Густаво на шею сядет. Около дома Кристиан заметил автомобиль Берта и притормозил. О чем им говорить? Как поступить? Ответить на ухаживания Берта? Или поставить точку, наконец?

Кристиан решительно подошел к машине. Обрадованный Берт выскочил, вручил букет цветов. Розы. Кристиан очень любил розы. Нежные бутоны, запах и шипы. Любил сам их выбирать. Поэтому нахмурился. Принять розы от альфы для Кристиана было равносильно признанию в любви. Берт смотрел обеспокоенно, знал, что Кристиан увиделся с Густаво.

– Берт, ты ведь нормальный альфа?

– Вроде да, – Берт улыбнулся. – Нас регулярно проверяют. Здоровье, психику, реакции, профессионализм.

– И семью ты, наверно, хочешь? Дом? Детей? Да?

– Ну, не сразу, – Бертран растерялся от прямого вопроса. – Но со временем, конечно. Семья с любимым, дети. Это для всех важно, не только для альф.

– А для меня не важно. Нисколько. Я не хочу семью заводить. И тем более детей.

– Ты просто молодой, Крис. Только колледж закончил. Я понимаю, что тебе погулять хочется.

– Я не просто молодой, я урод. Меня бесит, когда меня трогают. Я не испытываю тяги к противоположному полу, не возбуждаюсь, течным не буду, – Кристиану доставляло садисткое удовольствие говорить дикую правду Берту в лицо. – Я не смогу иметь детей, Берт. Подумай об этом, когда будешь в следующий раз звать меня кататься и покупать розы. Я не шучу. Мне секс не в радость. Противно даже подумать, не то, что тискаться с кем-то.

– Но почему, Крис? Что с тобой случилось? Расскажи мне. Пройди обследование, – Берт попытался взять Кристиана за руку, но Кристиан оказался проворнее – шагнул назад и закрылся букетом.

– Не надо выяснять, Берт. И таскать меня по врачам тоже не надо, – Кристиан сунул букет обратно в руки Берту. – Подари это Винсену. Он в сто раз лучше меня. В миллион раз. И замуж за тебя пойдет, и детей нарожает.

– Но я его не люблю. Хотя он очень милый.

– А я тебя не люблю! Я никого не люблю, понятно?

– Кто это сделал с тобой, Крис?

– Что?

– Убил в тебе чувства. Ты не был таким.

– Может ты, Берт?

– Я? Ты меня подозреваешь в чем-то? В чем? И почему? – лицо Берта пошло пятнами.

– Нипочему. Прощай, Берт. Не надо больше подарков, цветов, прогулок. Не надо! Надеюсь, ты не уснешь пьяным в сугробе и не отморозишь себе уши.

– Сугробы растаяли.

– Растаяли? Замечательно! Мы все выяснили!

Кристиан припустил домой как заяц. Он был доволен собой. Хотя бы часть правды он сумел высказать и ему стало легче. Хватить огрызаться и убегать. Пусть от него все отстанут. Он не способен на взаимность. И это не изменится. Возможно, в старости, он будет кусать локти, что остался один. Но сейчас, он хотел одиночества. Тотального одиночества. Безопасного одиночества.

Машина Берта оставалось под окнами до самой ночи. Иногда Кристиану чудилось, что Берт стоит за дверью. Хочет ворваться, объясниться. Что-то доказать, утащить его к врачам, лечить. Кристиан даже убежал в смежную квартиру. Он был очень смелым сегодня, пожалуй, никогда таким смелым он не был, устал. Но и приятное возбуждение билось внутри. Он не будет больше прятаться, он будет бороться за свою свободу. Говорить, что думает.

Он всегда слишком боялся огорчить других. Этот навык ему привили с детства. Будь удобным, если хочешь игрушку. Кристиан боялся показать папе, что хочет к дедушкам, там вкуснее кормили. Боялся возразить дедушке, когда тот ругал папу. Даже автору никчемной книги побоялся сказать, что не читал его произведение и читать не будет. Побоялся сказать Берту, что не хочет пирожных.

Но розы. Кристиан понимал, что загонит себя в ловушку, как с Густаво. Ради денег он согласился позировать. И теперь он довольно богат, а на душе камень. Возьмет розы, и Берт будет его обхаживать дальше. Обязательно потащит к врачам. Потом начнет сокрушаться, что у них нет детей. Кристиан не согласен так жить. И от Густаво он тоже отделается. Откупится. Или уйдет со скандалом.

“Я хочу любить, – написал он как-то в ежедневнике. – Хочу. Но вокруг меня только любовь – кабала. Наверно, я сам притягиваю таких, кто будет меня мучить. Этот шаблон живет во мне с младенчества. Никогда не исчезнет. Берт, он вроде добрый, но я чувствую в нем угрозу, знаю, что он будет требовать от меня то, что я не могу ему дать. Как мои родные. Густаво, он злой, ядовитый, его любовь ядовитая. Он как будто и не хочет меня, но тянет к себе. И я не хочу его, но зачем-то забрал его из больницы.”

Кристиан писал и писал, на разные лады развивая одну и ту же мысль, что он не сможет найти свою любовь. И правильно, что он поломался. Как забавно, что человеку не надоедает жалеть себя. Но еще забавнее, что жалеть себя приходится после того, как пожалел других. Кристиан не замечал, что сам стал относиться к себе как его родные. Требовал от себя любви, обещая взамен свободу и независимость.

Завершал свои заметки Кристиан одинаково. Начинал писать “я помню, что…” и отпускал контроль. Чаще всего вспоминались мелкие детали. Дверь, закрытая на ключ, – Кристиан не мог выйти из комнаты. Еда, простая и сытная, она появлялась, когда Кристиан крепко спал. Однажды он притворялся спящим и караулил пару ночей, ожидая того, кто приносит еду. Никто не пришел. Он зря морил себя голодом. Все равно свалился, заснул, и еда появилась.