Марисса Мейер - Позолота

– Почему ты так долго? – спросил Фриш. Рукой в варежке он держал наготове снежок, а Анна, чуть в стороне, поспешно лепила следующий. – Мы почти час тебя ждали. Никель уже начал ныть, что обморозится!

– Очень уж тут холодно, – отозвался близнец Фриша Никель, прыгая с ноги на ногу.

– Ой, заткнись. Вон, даже детка не жалуется, а ты скрипишь, как несмазанное колесо.

Пятилетняя Гердрут, самая младшая, повернувшись к Фришу, недовольно нахмурилась.

– Я не детка! – крикнула она и метнула в него снежок. Прицелилась она точно, но снежок не долетел, а с унылым плюх шлепнулся у ног мальчика.

– Да я же просто для примера, – заявил Фриш, в его устах это было почти извинение. – Я знаю, что ты вот-вот станешь старшей сестрой, и все такое.

Это мгновенно погасило гнев Гердрут, и девочка, задрав нос, гордо фыркнула. В компании детей ее считали малышкой не только из-за возраста. Уж очень мала она была для своих лет – хорошенькая, как кукла, с россыпью веснушек на круглых щеках и морковно-рыжими кудряшками, которые невозможно пригладить, – хоть и старалась не отставать, подражая Анне во всех ее проделках.

– Главное, мы все продрогли, – сказал Ханс. – Так что нечего изображать подбитого лебедя.

В свои одиннадцать Ханс был в компании старшим. Он любил верховодить, и в школе поддерживал свой статус вожака и защитника, а остальные охотно соглашались.

– Говори за себя, – возразила Анна и, как следует замахнувшись, запустила новым снежком в тележное колесо, валявшееся на обочине. – Я вот не замерзла.

– Только потому, что целый час расстреливала колеса, – пробурчал Никель.

Анна широко улыбнулась, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов, и перекувыркнулась. Гердрут восторженно пискнула – из всех акробатических трюков она пока освоила только кувырки, – и поспешила следом за подругой.

– И зачем же вы столько времени караулили меня в засаде? – спросил Серильда. – Разве дома вас не ждет натопленный очаг?

Гердрут остановилась, широко расставив ноги, к ее кудряшкам прилип снег.

– Мы ждали, когда ты доскажешь историю до конца! – Она больше всех любила страшные сказки, хотя слушала их, уткнувшись носом Хансу в плечо. – Про Дикую Охоту, бога лжи и…

– Ну уж нет, – решительно покачала головой Серильда. – Нет, нет, нет. Фрау Зауэр меня снова отругала, так что это было в последний раз. Больше никаких сказок. Теперь вы от меня будете слышать только скучные новости и самые обычные, всем известные вещи. Знаете ли вы, например, что, сыграв на цимбалах три определенные ноты, можно призвать демона?

– Ты это выдумала, – недоверчиво протянул Никель.

– Вот и нет. Это правда. Спроси любого. О! Кстати, единственный способ убить упыря-нахцерера – засунуть ему в рот камень. Тогда он не сможет сам себя сожрать, пока ты рубишь ему голову.

– Да, такие полезные сведения могут пригодиться, – сказал Фриш, хитро улыбаясь.

Они с братом были похожи как две капли воды – голубые глаза, пушистые светлые волосы, подбородки с ямочками, – но понять, где кто, было нетрудно. Фриш вечно искал приключений, а Никель, казалось, стыдился, что они родственники.

Серильда серьезно кивнула.

– Моя задача – подготовить вас к взрослой жизни.

– Фу, – сказал Ханс. – Решила поиграть в училку, да?

– Я и есть ваша учительница.

– Никакая ты не учительница. Ты просто помогаешь фрау Зауэр. Да и то, она только потому тебе позволяет, что ты можешь утихомирить малышей, а у нее не получается.

– Это ты про нас? – спросил Никель, указывая на себя и остальных. – Это мы-то малыши?

– Нам почти столько же лет, что и тебе! – добавил Фриш.

Ханс фыркнул.

– Вам по девять лет. Младше на целых два года. Это же целая вечность!

– Не ровно два года, – сказал Никель и начал загибать пальцы. – У нас день рождения в августе, а у тебя…

– Хорошо, хорошо, – прервала Серильда, которая уже много раз слышала эти споры. – Для меня вы все еще маленькие, и мне пора всерьез задуматься о вашем образовании. Хватит забивать себе головы ерундой. Боюсь, время сказок закончилось.

Ее слова были встречены хором умоляющих стонов и нытья. Фриш даже упал лицом в снег и замолотил ногами в истерике – может, подражая Гердрут в ее плохие минуты, а может, и нет.

– На этот раз я говорила серьезно, – сказала Серильда, нахмурившись.

– Ну да, конечно, – и Анна расхохоталась. Она перестала кувыркаться и сейчас проверяла на прочность молодую липу, повиснув на одной из нижних ветвей и болтая ногами. – Все, как в прошлый раз. И в позапрошлый.

– Сейчас я не шучу.

Дети уставились на нее, не зная, верить или нет.

И это справедливо, решила Серильда. Сколько уже раз она говорила им, что больше не станет рассказывать истории? Нет, она твердо решила, что станет образцовой учительницей. Благовоспитанной и безупречной. Вот только решимости никогда надолго не хватало…

Еще одна ложь , – как и сказала фрау Зауэр.

– Но, Серильда, – заговорил Фриш, подползая к ней на коленях и жалобно глядя на нее широко открытыми глазами, – зимой в Мерхенфельде такая скука. Что же мы будем делать без твоих сказок?

– Остается только работа, – пробормотал Ханс. – Корзины плести, да землю пахать.

– И прясть, – добавила Анна с тяжелым вздохом, а потом, закинув ноги наверх и согнув в коленях, обхватила ими ветку, так что руки и косички теперь болтались в воздухе. Дерево угрожающе скрипело, но девочка не обращала на это внимания. – Прясть, прясть, прясть…

Из всех детей, подумала Серильда, Анна больше всех похожа на нее, особенно после того, как стала заплетать длинные темные волосы в две косы. Серильда почти всю жизнь так причесывалась. Однако смуглая кожа Анны была заметно темнее, чем у Серильды, а волосы еще недостаточно отросли. Да еще во рту не хватало молочных зубов… и лишь некоторые из них выпали естественным путем.

А еще они обе терпеть не могли прясть – тяжелый монотонный труд. Анну стали обучать семейному ремеслу с восьми лет. Узнав об этом, Серильда посочувствовала ей, назвав это занятие tedium incarnate [1] Tedium incarnate ( лат .) – здесь: скука смертная. Здесь и далее прим. переводчика . . Странные слова целую неделю не сходили у детей с языка. Это забавляло Серильду и приводило в бешенство ведьму – та потратила целый час, читая нотации о том, как важен честный труд.

– Пожалуйста, Серильда, – подхватила Гердрут. – Твои истории… Мне кажется, они похожи на труд пряхи. Ты тоже делаешь что-то прекрасное из ничего.

– Ах, Гердрут! До чего необычное сравнение! – воскликнула Серильда, пораженная тем, что девочка нашла такую метафору. За это она и любила детей. Они всегда могли чем-нибудь удивить.

– Ты права, Герди, – заметил Ханс. – Истории Серильды превращают нашу тоскливую жизнь во что-то необычное. Как будто… Как будто из соломы прядут золото.