Катерина Цвик - Лейла. Навстречу переменам

Я подошла и взяла его руку, посмотрела внимательнее:

– Зарух, Нарим прав. Что-то с этой ранкой нечисто. Смотри, какого она стала странного цвета и начала… как будто разъедать края… И вот, видишь, область вокруг нее уплотнилась и тоже начала менять цвет… – Я в волнении посмотрела в глаза мальчику. – Бегом к лекарю!

После осмотра ранки ни у меня, ни у Заруха не возникло даже тени сомнения в словах Нарима об отравлении. Поэтому принц тут же побежал к лекарю, и мы за ним следом. Диагноз подтвердился, и лекарь Заруха, слегка побледнев, тут же зарылся в свой сундучок, извлек небольшой пузырек, собираясь полить им ранку.

– А может, нужно сначала отсосать яд? – в нетерпении вытягивая вперед шею, чтобы получше рассмотреть манипуляции Дон-Кихота, выпалила я, вспомнив, как видела какой-то фильм, где главного героя укусила змея.

Лекарь сверкнул на меня глазами так, что моя голова тут же сама собой втянулась в плечи. Но удивило то, что ответил мне отнюдь не он.

– Судя по виду, это не змеиный яд, – тихо, но от того не менее уверенно проговорил Нарим. – Скорее, растительный, с эффектом онемения тканей, ведь принц совершенно не ощущал, что у него что-то болит, пока я не указал ему на рану, ведь так? – Зарух с непередаваемым выражением удивления, уважения и недоверия кивнул мальчику. – Вот, и если посмотреть на края, то можно заметить сиреневый оттенок, а это явный признак сока Орсунки. Очень неприятное растение, и очень редкое. Оно плотоядно, привлекает внимание травоядных ярким зеленым оттенком и мясистой листвой. Когда животное их ест, сок отравляет его, разъедает ткани, на которые попадает, и первым делом обезболивает, а потом вызывает онемение и омертвение тканей. Когда зверь умирает, его тело под действием яда быстро разлагается, а корни растения – самое уязвимое его место, выползают наружу и питаются останками…

Волосы на моей голове зашевелились, но Нарим еще не закончил лекцию:

– …В данном случае яд дальше уже не пойдет – не та концентрация. Вот если бы стрела с отравленным наконечником попала в тело рядом с сердцем или любым другим органом, то онемение наверняка закончилось бы смертью. А здесь нужно лишь правильно обработать рану, чтобы приостановить разложение тканей, и хотя бы частично вернуть чувствительность. Это уважаемый лекарь сейчас и делает.

– Именно! – поддержал тот Нарима. – Принцу очень повезло, что стрела угодила в руку. Никаких последствий, кроме небольшого неудобства и участка омертвевшей плоти между большим и указательным пальцем, не будет. К рассказу этого юноши могу лишь добавить, что достать сок Орсунки очень сложно даже на черном рынке. А уж о цене нечего и говорить. – А потом лекарь обратился к Нариму. – Молодой человек, скажите, откуда вы знаете о таком редком растении? Признаться, вы меня очень удивили!

Ага, как и нас с Зарухом. Нарим как-то сразу растерял уверенность, с которой рассказывал об Орсунке, зарделся и потупился:

– Мне мама рассказывала.

– Она была знахаркой? – еще больше заинтересовался лекарь.

Щеки мальчишки вспыхнули огнем негодования, губы как-то странно задрожали, но явно не в готовности расплакаться, скорее, в тщетной попытке удержать слова. Вопрос явно лекаря задел какие-то потаенные струны, связанные с прошлым мальчика.

– Моя мать происходит из знатной семьи! – гордо и с вызовом заявил он. – Да, она знает много о травах и их применении, да, она иногда даже помогала тем недостойным, что еще жили на нашей земле, пока мы не разорились, и да, наша семья обеднела после смерти отца, но это не дает вам право называть ее знахаркой!

Нарим был вправе обижаться, ведь знатная женщина не может быть знахаркой – это позор. Она может увлекаться травами и даже помогать кому посчитает нужным, но любой намек на то, что у нее может быть нечто вроде профессии или просто какого-то приработка влечет за собой осуждение общества. Вот такие дела…

Лекарь, поняв свою оплошность, начал извиняться и говорить, что вовсе не хотел оскорбить ни Нарима, ни его мать. А мне почему-то показалось, что в его интонациях сквозила едва заметная фальшь, будто, несмотря на все его заверения, он как раз и хотел задеть мальчишку. Но зачем? Почему-то пришло понимание – это мелкая месть. За что?

Тряхнув головой, я отогнала неуместные сейчас мысли и заметила, что Зарух с уже обработанной и перевязанной рукой в задумчивости брел куда-то по разнотравью окружающих нас полей. Переглянувшись с Наримом, мы, не сговариваясь, двинулись следом за принцем и так же не сговариваясь некоторое время шли рядом с ним молча. Наконец, я убедилась в том, что Зарух заметил наше присутствие и спросила:

– У тебя много недоброжелателей? – Он на это лишь криво ухмыльнулся. – И когда только успел-то насобирать?

На это, как ни странно, он ответил, и ухмылка из презрительной стала какой-то горькой:

– Для этого достаточно родиться сыном султана.

Я понимающе склонила голову, но все же не отстала с расспросами:

– Но кто же ненавидит тебя настолько, что готов пойти на убийство?

В то, что хотели убить меня или уж тем более кого-то другого, я не верила. Некоторое время принц молчал, и когда я уже решила, что он отвечать не собирается, произнес:

– Чтобы убить, меня не нужно ненавидеть. Достаточно просто желать изменить баланс сил в окружении султана. – Спокойно и как-то отрешенно объяснил, потом как-то особенно яростно сверкнул глазами и проговорил уже совершенно другим тоном, в котором обычные слова перемежались рычащими звуками: – Только вот кто эта тварь?! Узнаю – собственными руками задушу алой лентой!

Он выхватил из ножен кортик, несколько раз яростно им махнул и демонстративно быстрым шагом от нас отдалился, всем своим видом показывая, что не хочет нашего присутствия рядом.

– Мда-а…

– Угу… – согласился со мной Нарим.

– Знаешь, а мне вот интересно не то, кто заказал его убийство, а кто в нашем отряде исполняет это поручение.

– Ты думаешь, что убийца в нашем отряде?! Но ведь на вас напали какие-то разбойники!

– Напали-то разбойники. Но кто-то же снабдил их редким ядом и рассказал, что Зарух любит скакать впереди каравана. Зачем стрелять в двух мальчишек, с которых и взять-то нечего, если чуть позади идет целый караван с товаром?

Нарим задумался, некоторое время мы молча возвращались по дороге к каравану, по очереди пиная подвернувшийся под ноги камешек. Может, мои выводы все же неверны?

– Слушай, а что значить – задушить кого-то алой лентой? Это что, оружие какое-то, причиняющее особенную боль?

Нарим сначала удивился, потом откровенно расхохотался:

– Нет! Что ты?! Алая лента имеет совершенно другое предназначение. Вернее, ею можно задушить, как и любой другой. Цвет указывает, как к жертве относился убийца. Алая лента на суде Всевышнего покажет, что ее обладатель – предатель и не достоин хорошего посмертия. Эта традиция вышла из гарема, там было принято душить изменивших султану наложниц алой лентой. Поэтому быть задушенным такой лентой оскорбительно, ведь это приравнивает удушенного к изменившей женщине…