Мария Руднева - Алое Пламя

– О, господин мой, не легче ли тебе будет совершать омовение без одежды? А я тем временем займусь стиркой…

– Пожалуй, ты прав, о мудрейший Рашта. Свежесть воды и шелест зелени над головой заставили меня забыть обо всем на свете!

Ардлет выбрался на берег и позволил Раште себя разоблачить. Какое же счастье избавиться от одежды, которую много дней не имел возможности сменить!

И ещё большее счастье – распустить из косы измученные волосы и как следует их промыть, возвращая былой блеск и красоту.

Рашта перестирал всю одежду и тоже не пренебрег возможностью совершить омовение – конечно же, после того, как господин вернулся на берег. А потом они вместе отправились исследовать гостеприимное место. О, этот оазис был пределом мечты любого путешественника! Здесь было много мягкой травы, которой могли насытится как кони, которые, конечно, умели передвигаться по пустыне и даже обходиться долго без воды и еды, но вовсе не так хорошо, как верблюды. И воды было вдоволь, и можно было пополнить изрядно растраченные запасы, и найти тенистое, укромное место для сна под тяжелыми ветвями апельсинового дерева, щедро делящегося плодами.

Конечно, пополнением припасов в дорогу занялся один только Рашта, оставив Ардлета на шелковом покрывале вкушать полуденный сон. Но и его вскоре сморило, и, привязав на всякий случай коней, Рашта тоже позволил себе немного вздремнуть, в спокойной уверенности, что в таком прекрасном месте ничего плохого с ними случиться не может. И нельзя судить его со всей строгостью, поскольку Рашта был, конечно, мудр и многоопытен, но по возрасту не намного обогнал Ардлета, а значит, был склонен к свойственному юности легкомыслию, что, конечно же, можно легко простить.

С Ардлетом же случилось самое странное пробуждением из всех, которые когда-либо случались в его жизни. Он открыл глаза уже тогда, когда над пустыней опустилась ночь. В лунном свете оазис выглядел совершенно иначе. Водоем мягко мерцал, деревья шумели листвой, но разбудило царевича совсем не это. Он огляделся и прислушался. И точно: снова раздалось мелодичное пение птицы. Это оно проникло в чуткий и неглубокий сон Ардлета и заставило его проснуться. Это пение было, наверное, самым прекрасным из того, что ему доводилось слышать. Невидимая глазу птица выводила чарующую мелодию, и сердце Ардлета защемило от этой красоты. Он немедленно решил, что должен увидеть эту птицу!

Он тихо встал, стараясь не потревожить покоя Рашты – а может, внутренне считая птицу и ее пение только своим сокровищем и не желая ни с кем делиться, – и отправился к берегу водоема. Именно там, в густой листве, и притаилась прекрасная птица, манящая его своим волшебным голосом.

К удивлению Ардлета, птица находилась в изящной золоченой клетке, подвешенной в ветвях дерева. Но царевич точно помнил, что днем не было там никакой клетки. Птица увидела его и подлетела поближе, звонко чирикнув.

Ардлет улыбнулся ей, ведь птица была так прекрасна, так восхитительна… Протянув к ней руки, он сделал шаг вперед и босыми ногами наступил на тень от клетки.

В тот же миг он замер, подобно статуе, и не смог ни сделать шаг, ни позвать на помощь. Так и стоял он, а птица звонко пела, пока луна не спряталась в свои чертоги, а на смену ей не явилось утреннее бледное солнце.

Рашта же спал долго, и сон его был крепок и сладок, как всегда и бывает в минуты отдыха после долгого и опасного пути. И не слышал Рашта сквозь крепкий свой сон ни пения волшебной птицы, ни пробуждения и ухода Ардлета, и выглядело это так, словно и его заколдовала чарующая птица в золоченой клетке. Но яркое алое солнце всегда приходит на выручку пленникам коварной луны. Раште захотелось пить. Светило яркое солнце, хотя засыпал он в самой тени. Как могло пройти так много времени? И где же Ардлет? Господина его рядом не оказалось, но Рашта не сильно встревожился – в конце концов, Ардлет мог решить не будить слугу и отправиться на утреннюю прогулку по оазису, благо сохранял он свою тень, густую и прохладную, во многих уголках своих и под многими деревьями. Рашта, изнемогая от жажды, дошел до водоема, зачерпнул горсть воды в ладони и обомлел: в отражении в воде узрел он птицу в искусно сделанной клетке. Но он точно помнил, что вчера вечером не было в этом месте такой птицы и быть не могло, ведь он последним уходил от водоема и тщательно осмотрел весь оазис, поскольку был человеком опытным и осторожным.

Рашта обернулся и увидел: действительно, была такая птица в ветвях, и издевалась она над Раштой своим пением, и понял он всем своим существом, что то была злая птица, точнее даже злой дух, принявший обличье птицы. И с горечью понял он, что опоздал, что зачаровали его сон, а для чего – то понятно стало, стоило ему увидеть околдованного Ардлета.

Царевич стоял, подобно статуе, под раскидистой кроной дерева, протянув руки к птице в тщетной надежде дотронуться до нее. Рашта, умирая от горя, бросился к царевичу, но остановился, не коснувшись его. Ибо, хоть и было горе его велико, но разум его усыпить оказалось не в силах. И Рашта успел заметить, что все тени от всех деревьев, камней и даже его самого лежат там, где им и полагается быть, в то время как тень Ардлета сливается с тенью клетки от птицы. И тени их противоречат всем известным законам логики и науки, а значит, тени эти подверглись колдовству.

В отчаянии упал Рашта на землю рядом с заколдованным своим господином и обхватил голову руками.

– О, я несчастный! – приговаривал он, раскачиваясь из стороны в сторону. – О, горе мне и вечный позор мне, худшему из слуг! Как мог я оказаться столь беспечен и оставить сон своего господина без охраны! Конечно же, демоны и колдуны Белой пустыни с радостью и готовностью воспользовались глупейшим из моих поступков. О, я осел из ослов! Я ослиный царь! Вот только что же делать мне теперь? Ведь если я буду сидеть и корить себя, а я могу делать это бесконечно долго, поскольку я недостойнейший из недостойных, ничего не изменится, и господина моего и повелителя Ардлета никто не расколдует! А ведь я знаю это колдовство, а ведь известны мне тайные помыслы неизвестного колдуна! Господин мой и повелитель Ардлет так и будет стоять прекраснейшей из статуй, пока жизнь, капля за каплей, будет его покидать и покинет совсем. И тогда рухнет он замертво, и все, что останется мне, презреннейшему из презренных, это возвратиться домой с его телом на руках и принять наказание, полагающееся мне по закону. И не будет страшна мне смерть, поскольку это самое меньшее из того, чего достоин я за горькую свою оплошность. Так нечего же сидеть на месте и позволять свершаться злому умыслу!

Так говоря, поднялся Рашта с земли и осторожно подошел к Ардлету, стараясь избегать переплетенных теней царевича и клетки. Птица же при его приближении стала издавать злые яростные звуки, далекие от того чарующего пения, что послужило приманкой для царевича минувшей ночью. Но Рашта не испугался.