Юлия Васильева - Милые чудовища

– Анфиса Ксаверьевна, даже если вы будете гипнотизировать этот жилет еще целый час, сам себя он в шкаф не уберет, – внезапно заметил иностранец, взглянув на застывшую домовладелицу поверх оранжевых очков.

Вдова смущенно повесила черный с вышитыми серебряной нитью дракончиками предмет гардероба, но уже следующий сюртук, словно костюм экзотической танцовщицы, обшитый по краю подрагивавшими от малейшего движения воздуха перьями, привел ее в новое замешательство.

– Кстати, мне нужно будет присмотреть себе в Князьгороде портного, – сообщил ей через проем Брут.

– Непременно, – медленно проговорила вдова, найдя в себе силы отвести взгляд от сюртука. – И я обязательно пойду с вами.

– Боитесь, что он меня обманет и навяжет немодный костюм? – спросил иностранец, откладывая записку в сторону. Определить, шутит он или нет, по тону голоса было абсолютно невозможно.

– Скорее наоборот – что ему это не удастся. – Анфиса Ксаверьевна тем временем наткнулась на коллекцию очков, все они были одинаково круглыми, но со стеклами разного цвета: голубыми, зелеными, розовыми и фиолетовыми. Как ни странно, ни одних черных среди них не нашлось.

Бенедикт Брут между тем достал обычный докторский саквояж и, открыв его, с противоестественно милой улыбкой заглянул внутрь, проговорил что-то ласково, надел перчатки из толстой кожи и извлек на свет небольшого грызуна с богатой красно-коричневой шерсткой.

Домовладелица с горничной переглянулись.

– Это тот самый хомячок, который откусил вашему слуге палец? – осторожно спросила Анфиса Ксаверьевна.

– Ну уж не откусил… так, лишь попробовал, – кивнул Брут, пересаживая зверька в заранее приготовленный ящик, оснащенный лишь парой крохотных отверстий для внутренней вентиляции.

– А от чего вы его лечите? – Горничная подошла ближе и с любопытством заглянула в одну из дырок.

– От депрессии, Глафира, от депрессии.

– Неужели? – недоверчиво протянула Анфиса Ксаверьевна, много слышавшая о такой болезни, но подозревавшая, что все это выдумки не приставленной к делу публики. Не страдали неведомым недугом ни томные поэтические юноши и влюбленные в них гимназистки, ни тем более какой-то хомячок.

– Вы знаете, троглодиты обычно живут большими колониями в тесных норах в скальных породах…

– Так что же, это у него от одиночества?

– Ах ты, бедненький, – тут же засюсюкала Глаша. – А давайте принесем ему хомячиху! Я в зоомагазине на углу видала, рыженькая такая, колесо крутит.

– Это можно, – одобрил Брут. – Та хомячиха как раз ему по размеру будет. Но вы недослушали… Троглодиты селятся кучно, чтобы справляться с большой добычей. А тут ему хозяин от щедрот русской души целую куриную ногу, да еще с бедром, сунул. Ну грыз он ее, грыз, день, два, а потом та испортилась… Вот и результат. А хомячиху можно, она маленькая, как раз ему будет.

Напряженную атмосферу, повисшую в комнате после этого заявления, разрядил высокий мальчик (еще не юноша, но уже и не ребенок), появившийся на пороге комнаты. При виде сэра Бенедикта острое личико его вытянулось еще больше, взгляд голубых, как у матери, глаз стал оценивающе-цепким, вовсе не подходящим для воспитанника дворянского лицея.

Сэр Бенедикт тоже замер и изучал сына домовладелицы, сдвинув круглые очки на нос.

– Здрасьте, – сказало чадо, которое при ближайшем рассмотрении оказалось взъерошенным, с подозрительно припухшими глазами и розовым носом.

– Познакомьтесь, Бенедикт, это мой сын Матвей, – с преувеличенной гордостью, будто ей выпала честь представить светило мировой науки, произнесла Анфиса Ксаверьевна. – Матюша стал одним из лучших по предварительным экзаменам, поэтому ему позволили несколько дней провести дома. Матюша, это сэр Бенедикт, я сдала ему комнаты.

– А где Маслов? – недружелюбно спросил подросток, поставив под сомнение результат своего экзамена по этикету.

– Ушел, Матюша, давно ушел.

– И коробочку с собой прихватил, – неожиданно поддакнул криптозоолог.

– Какую коробочку? – в два голоса спросили мать и сын, и тут же оба покрылись румянцем.

– Такую… – Брут с невинным видом двумя пальцами обозначил размеры обсуждаемого предмета, – в которую колечко положить можно. Я заметил, когда ваш купец штанину оправлял, – задралась, видно, от долгого пребывания на одном колене…

Мальчик с обидой посмотрел на мать, вихрем взлетел по лестнице на второй этаж и чем-то там сердито хлопнул.

– Некоторые наблюдения лучше держать при себе, – строго заметила Анфиса Ксаверьевна.

– А некоторые нет, – беззаботно пожал плечами сэр Бенедикт.

Следующее утро Анфисы Ксаверьевны началось рано, да к тому же с непонятного стука, будто кто-то пытался выдолбить нишу в стене флигеля. Домохозяйка подскочила на постели и, как была, в чепце с розовыми бантиками, выглянула в окно.

Внизу, облаченный в полосатое трико, прыгал новый постоялец и с методичностью расшалившегося мальчишки посылал в стену резиновый мячик. Снаряд звонко отпрыгивал, и доктор его ловил.

– Гуд монинг [7] Доброе утро (англ.). , Анфиса Ксаверьевна! Надеюсь, мои утренние экзерсисы не слишком вас беспокоят. – Криптозоолог поднял голову и сверкнул канареечно-желтыми стеклами очков. – При моей профессии хорошая форма и реакция – залог долгих лет жизни, причем не только в теории.

С одной стороны, указанные «экзерсисы» вдову, конечно, беспокоили, но с другой – своевременное получение платы за комнаты находилось в прямой зависимости от жизнеспособности арендатора, поэтому Анфиса Ксаверьевна ласково улыбнулась:

– Доброе утро! О, не переживайте, никакого беспокойства! От сильного стука, конечно, может обсыпаться штукатурка, но разве что в вашем кабинете. А его ремонт – это уже не за мой счет. Жду вас через полчаса завтракать!

Домовладелица закрыла окно, и стук тут же прекратился. Сэр Бенедикт принялся размахивать тренировочной шпагой.

– Можно подумать, какой-нибудь из драконов вызовет его на дуэль! – фыркнула себе под нос женщина и в приподнятом настроении принялась за утренний туалет.

– Ноу-ноу-ноу, Глаша, что же это такое? – воскликнул постоялец, едва увидев аппетитный стол, накрытый к завтраку.

– Знамо что. Плюшки, – не спасовала Глафира, – блинчики, клубничное варенье. В прошлом году ой как удалось. Маслице, сметанку я у проверенной хозяйки беру, раз в неделю привозит.

Матвей, уже сидевший за столом, показательно взял одну завитушку, самую воздушную и румяную, с сахарной корочкой.

– О май год! [8] Боже мой! (англ.) Это не завтрак для спортсмэна, следящего за фигурой! – неожиданно заявил Брут и повернулся к столовой боком, демонстрируя тонкость стана, которой, судя по всему, несказанно гордился.