Юлия Пульс - Императорский отбор, или Корона любой ценой

– Наяды – северный горный народ, – точно! Наяды! Вспомнила, кто они такие и как живут, но куратор не стал надеяться на школьные знания участников и пояснил: – Они не владеют речью, но прекрасно понимают эллирийский язык и обладают отличным слухом. Между собой общаются ментально. К каждому из вас будет приставлен личный наяд, который отведет вас в личные покои и поможет подготовиться к церемонии, – серокожие тут же разошлись по залу и застыли каждый у своего протеже. Я взглянула на девушку, что встала по мою правую руку. Смутившись, я почесала затылок, прикидывая, каким образом буду отличать ее от остальных, но куратор ответил на мой немой вопрос. – Вы еще успеете познакомиться, а после церемонии сможете легко найти своего наяда по цвету его одежды. Сейчас же мы на некоторое время попрощаемся, но вскоре встретимся в ритуальном зале, – поспешил он откланяться, и моя наяда взяла меня за руку. Растянула тонкие губы в подобии улыбки и потянула за собой к лестнице, ведущей на второй этаж дворца.

Коридор второго этажа представлял собой целую картинную галерею! Только изображения всех рас нашей империи в привычных для них природных условиях были нарисованы фресками на стенах. Они отделяли друг от друга многочисленные абсолютно одинаковые, без каких либо обозначений, двери.

Моя ладонь успела запотеть в горячей руке наставницы, но я не решилась ее отпускать, опасаясь глупо потеряться среди толпы участников и их однотипных менторов.

Мы с наядой остановились у двери, что следовала за изображением эллирийцев, окутанных магической дымкой. Наставница достала большой бронзовый ключ с резной шейкой, плавно переходящей в ушко-эмблему в форме все той же императорской короны. Вставила в замочную скважину и провернула два раза. Плавно открыла дверь и впустила меня внутрь первой.

Прикрыв рот руками, чтобы не ахнуть, я медленно ступала по ворсистому ковру, разглядывая убранство. Не знала, как живет императорская семья во дворце, но именно такими, наверное, должны быть покои императрицы. Здесь было все! Широкая кровать с балдахином из летящих, будто невесомых материй, шкафы один больше другого. А еще отдельная обеденная зона у камина. Уже знакомая помпезная люстра освещала комнату почти дневным светом, хотя портьеры при этом были зашторены. За приоткрытой дверью в конце покоев просторная уборная с огромной каменной купелью. Все сверкало золотом, белизной и чистотой.

Но наяда не позволила мне долго любоваться собственной комнатой. Она засуетилась у купели, включая воду, от которой сразу пошел пар. Добавила в нее что-то из многочисленных баночек, что покоились на бортике, подготовила для меня полотенце и белоснежный махровый халат. Указала на быстро наполняющуюся каменную чашу и с поклоном удалилась за дверь уборной.

Недолго думая, я скинула с себя потрепанное платье и застиранное белье. С огромным удовольствием погрузилась в горячую воду и растянулась в чаше в полный рост. Провела кончиками пальцев по воздушной пене и закрыла глаза.

Где-то между реальностью и сном воспоминания поработили сознание. Сколько не гони их от себя, а картина того, как у нас с мамой забирают малышек, так и стоит перед глазами. Сразу после пропажи отца мама поняла, что беременна. Слабенькими родились близняшки, но я из кожи вон лезла, чтобы прокормить семью. Несмотря на юный возраст, первые два года у меня получалось находить работу за еду, а потом… Потом император ужесточил закон о труде несовершеннолетних эллирийцев. Мама одна не справлялась. Поднялась аренда, продукты подорожали и мы голодали. Близняшки постоянно болели. А однажды в наш барак пришли двое в красных плащах. Представились хранителями приюта «Дом алого солнца». Одного взгляда на нашу семью им хватило, чтобы забрать малышек. Хотели и меня прихватить, но я убежала. Некоторое время мы с мамой скитались без крыши над головой, а когда нашли жилье и работу, выяснилось, что сестер взяли под опеку. Узнать, кто стал опекуном, не получилось. Эти сведения защищались законом. Но мы смогли добиться того, чтобы один раз в месяц девчонок привозили в приют для свидания с родными. А еще у нас был шанс забрать детей домой, если иметь в собственности хоть какой-то небольшой дом и постоянную работу. Вот умру на отборе, маме выплатят двести тысяч лур и малышки вернутся в семью…

Встрепенулась и распахнула глаза, когда ощутила прикосновение на плече. Посмотрела в серое лицо наяды и поняла, что она меня подгоняет.

– Я сейчас. Я быстро, – потянулась за мочалкой дрожащей рукой. Казалось, в собственном отражении в воде увидела голубоглазые личики кудрявых сестренок. О, Шама и Шута, как же я тоскую!

Прикусила губы, когда с ресниц сорвались слезы. В попытке прогнать мрачные мысли, принялась остервенело тереть кожу мочалкой. Влага настолько застила глаза, что я видела перед собой лишь мутный образ наяды, наблюдающей за мной. А когда смыла пену с волос, наставница помогла мне выйти из купели и обернула приятно пахнущим розами полотенцем. Никогда никто обо мне так не заботился.

– Спасибо, – шепнула я помощнице и закуталась в махровый халат на голое тело.

Она коротко кивнула и повела меня в комнату. Усадила на стул у трюмо с зеркалом. Подхватила гребень и аккуратно, опасаясь дернуть за волосок, начала расчесывать влажные волосы. Я смотрела на нее в зеркальном отражении, боясь заглянуть себе в глаза. Страшилась, что снова увижу сестер и расплачусь. Но надо быть сильной. Испытания еще не начались, а я уже расклеилась. Зачем близняшкам такая сестра нюня? Ну, уж нет! Я дойду до конца, и девчонки будут расти в таких же шикарных покоях, как здесь, не познают холода и голода.

– Ты знаешь, что будет на церемонии? – обратилась я к наяде, которая волшебным образом высушила мои волосы горячим гребнем и принялась завивать локоны.

Цокнув губами, наставница отрицательно замахала головой.

– А письменностью ты владеешь? Мы сможем общаться через послания на бумаге? – краем глаза я заметила на письменном столе чернильницу с пером.

Наяда сложила крестом длинные когтистые ладони. На пальцах изобразила, что писать умеет, но делать этого не будет. Указала рукой в потолок, накрыла лицо ладонью и оскалилась, чем насмешила. Я сразу поняла, что так она изобразила гнев куратора.

– Он и меня пугает, – призналась честно. – Он когда-нибудь снимет маску? Может, сегодня на церемонии мы узнаем, кто он такой?

Снова она отрицательно покачала головой и приложила ладонь к затылку, пошевелила когтями, торчащими над лысой макушкой наподобие пикам короны.

– Значит, лицо куратора увидят только победители, – наяда кивнула. – Ну… Ради этого стоит сражаться, – улыбнулась она моим словам. – У тебя есть имя? Как мне к тебе обращаться? – она пожала плечами и развела руками. – Что если… – я задумалась. Почему-то сразу вспомнился фаут Груэт – вестник, который оставил мне сто лур в день своего визита. Его доброй улыбки мне до конца своих дней не забыть. – Грута? – посмотрела я в черные глаза наяды. Тонкие губы растянулись в улыбке. Она прижала руку к груди и поклонилась. – Приятно познакомиться, Грута, я… – наяда встрепенулась, подскочила на месте, будто ее пчела ужалила, и в страхе замахала руками. – Что? Мне нельзя называть свое настоящее имя? – догадалась я по ее реакции.