Лилия Орланд - Гувернантка для монстра

Начало состава было отведено для пассажиров первого класса. Здесь царил порядок. Вещи таскали носильщики, а пассажиры и провожающие мирно беседовали у своих вагонов.

В середине ехал второй класс. Тут было шумно. Меня иногда толкали, но тут же извинялись. В общем-то, мы с Овсянкой почти без труда сумели найти мой вагон и отдали билет служащему в красивой красной с серым форме.

В конце поезда царила толчея. Пассажиры толкали друг друга, возмущённо кричали. До меня донеслось несколько оскорблений.

Я передёрнулась. Правильно, что настояла на втором классе. Здесь мне будет спокойнее.

Лилея пожелала мне удачи, ещё раз обняла на прощание и попросила написать, как только устроюсь на новом месте. Видно было, что ей не хочется со мной расставаться.

Да и я за эти несколько дней прикипела душой к мадам Овсянке – милой, доброй и отзывчивой девушке. Забравшись в вагон, я оглянулась и мысленно пожелала, чтобы Лилее нашла своё счастье.

А потом шагнула внутрь.

Своё место я нашла быстро и порадовалась, что располагалось оно у окна. Буду смотреть на пролетающие мимо леса и деревушки.

На столичном экспрессе я ездила один раз, когда возвращалась из пансиона к опекуну. Дядя не любил «новомодную технику», как он называл изобретения механиков, и предпочитал упряжных лошадей.

В прошлый раз я ехала в первом классе. У меня было своё купе с горничной, которая приносила мне обед и исполняла любые прихоти.

Но я не тосковала по тем дням. И окинула скромный вагон второго класса без брезгливости. Ну и пусть деревянные стены без шёлковой обивки. А кресла хоть и проложены в несколько слоёв мягкой тканью, но к концу пути тело всё равно занемеет от жёсткого сиденья и однообразной позы.

Зато я была свободна и сама решала свою судьбу.

Уложив саквояж и сумку в багажный отсек, заняла своё кресло. С удовлетворением отметила, что экспресс выпустил пар и тронулся с места.

Прощай, столица.

Здравствуй, новая жизнь.

Мои предположения оказались верными – через несколько часов тело занемело. И сколько бы я ни ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее, ничего не выходило. Пришлось крепко зажать свой ридикюль под мышкой и отправиться на прогулку по вагону. Волноваться за оставленные в багажном отсеке вещи у меня уже не было сил. Поэтому я бросила внимательный взгляд на пассажиров, шепнула соседке – возрастной матроне – что скоро вернусь и пошла по проходу.

Овсянка проявила чудеса изобретательности и зашила мою часть вырученной за драгоценности наличности в одежду, разместив потайные карманы по всему платью. И даже умудрившись разместить два в пальто – как раз под мышками. Каждый раз, когда я прижимала руки к телу, чувствовала упругие шелестящие бумагой пачки купюр.

По сравнению с моим прежним содержанием это были сущие крохи, но простой гувернантке должно было хватить на несколько месяцев. А то и на пару лет, при должной экономии и при наличии жалования, на которое я рассчитывала.

Некоторое время я побродила по соседним вагонам того же второго класса, помёрзла в тамбуре, а потом вернулась на своё место. Нужно попытаться вздремнуть. Всё же ехать ещё долго.

К утру я чувствовала себя окончательно разбитой. Наверное, так поднимается с постели столетняя старуха, у которой каждая косточка и суставчик напоминают о прожитых годах.

Я постаралась выпрямиться на неудобном сиденье и не застонать, что удалось с трудом. Поскорей бы приехать. Это пыточное кресло я запомню до конца жизни. Боюсь даже представить, что творится в вагонах третьего класса.

Чтобы отвлечься, я достала из ридикюля приготовленный Овсянкой свёрток с вареными яйцами и полосками нежнейшей ветчины, переложенными ломтиками ржаного хлеба.

После недолгого обсуждения мы с Лилеей решили, что белый хлеб больше подходит аристократам и может вызвать ненужные подозрения.

– Откуда у простой гувернантки деньги, чтобы так хорошо питаться? – произнесла Овсянка с народным говорком.

Сначала я рассмеялась, так уморительно у неё это получилось, а потом возразила:

– То есть откуда у простой гувернантки лучшая столичная ветчина, вопросов не возникнет?

– Не возникнет, – Лилея вскинула подбородок, – если ты не будешь угощать кого попало, никто и не догадается, сколько она стоит. Ветчина и ветчина. А вот хлеб бросается в глаза сразу.

Я не стала спорить, всё же Лилея была опытнее меня в деле выживания. Я до недавнего времени была избалованной аристократкой и о простой жизни имела весьма смутное представление. Причём большинство сведений было почерпнуто из любовных романов, где благородный лорд спасал простую девушку из беды, проникался чувствами и забирал в свой замок законной супругой.

Впрочем, в эти истории не очень-то верилось. Ведь в жизни я ни разу не встречала, чтобы аристократ женился на простолюдинке. Даже учитывая, что я много лет прожила в закрытом пансионе, такое событие не могло туда не дойти, ведь его обсуждали бы все слои общества.

Я почистила яйцо и надкусила. Поймала голодный взгляд мальчишки лет десяти. От этого взгляда я закашлялась и, забыв все наставления Овсянки о конспирации, поманила мальчишку к себе. Он удивлённо смотрел лишь пару секунд, явно размышляя про себя и оценивая степень риска, а потом решительно зашагал ко мне.

Женщина, сидевшая рядом с ним, протянула руку, желая ухватить за воротник слишком тонкой для поздней осени куртки, но не успела. Мальчишка уже был рядом со мной.

– Вот держи, – я протянула ему два бутерброда, – и маму угости.

Он схватил еду, тут же откусив изрядный кусок. Женщина смотрела смущённо, но не двинулась с места и приняла один из бутербродов, протянутый мальчиком. После первого же укуса её брови удивлённо вздёрнулись, и я с досадой вспомнила предупреждения Лилеи. Но тут же отмахнулась от мрачных мыслей.

Ведь глупо же думать, что из-за куска ветчины меня могут опознать?

Я отвернулась к окну и принялась рассматривать пробегающие пейзажи. За ночь мы отъехали довольно далеко от столицы. И природа здесь отличалась от привычной мне. Я уже давно не видела столько деревьев в одном месте, если не считать королевский парк.

Вокруг столицы уже давно вырубили леса, ведь нужно было чем-то топить печи. Позволить себе магические отопительные артефакты могла только аристократия, а простые люди топили по старинке – дровами. Но и те год от года дорожали. И жителям столицы приходилось много работать, чтобы зимой возвращаться в тёплый дом.

Здесь же вдоль железной дороги на многие-многие мили тянулся лес. Хвойные и лиственные деревья, перемешанные между собой, создавали неповторимый пейзаж.

На могучих дубах и трепещущих осинках ещё висели листья, жёлто-рыжие, а кое-где даже побуревшие от первых не слишком сильных морозов. Берёзы и клёны стояли голые, с протянутыми к небесам тонкими ветками. А вот хвойные радовали глаз тёмной зеленью.