Яна Тарьянова - Коржик для Мохито

Трудно было поверить, что Венедикт отступится без спора, но это случилось. Захлопали дверцы, взревели моторы. Джипы уехали, распугав кур и овец, чуть не задавив единственную на деревне корову. Зорьян почувствовал легкую досаду: он только-только начал осваивать искусство правильно отказывать миллионерам, а миллионеры закончились. Обидно.

Он выждал полчаса и решил приготовить винегрет. В подполе валялась вялая свекла, на кухне нашлись маринованные огурцы в стеклянной банке и консервированный зеленый горошек. Кастрюля со свеклой быстро закипела. Зорьян убавил газ и услышал жуткий грохот возле входной двери.

На порожке валялся ушат, прежде мирно висевший на гвозде, вбитом в стену. Зорьян окинул взглядом пустой двор и потрогал выщерблину. Сам упал? Гвоздь вывалился из трухлявой древесины?

Мягкий толчок под колено заставил сдвинуться с места. Венедикт прошмыгнул в дом, держа в зубах какой-то пакет. Черные уши шевелились, вис быстро и жадно осматривался.

– Тут нет ничего интересного, – сказал Зорьян, увидевший в пакете свои шорты и кроссовки. – Оставь, что принес, и уходи.

Он не надеялся, что вис послушается. Так оно и вышло. Венедикт бросил пакет, залез под лавку, пачкая смоляную шерсть в пыль, выкатил оттуда заплесневевшую морковку, понюхал и громко чихнул.

– Возьму за шиворот и выкину.

Угроза не возымела действия. Вис вильнул хвостом и отправился обследовать комнату с телевизором – тщательно обнюхал диван, плетеный половик и стул со стопкой чистых трусов и футболок. Зорьян понял, что нахала пора ставить на место. Снял и бросил на табуретку домашние вещи, встал на лапы и зарычал. Венедикт не испугался. Подбежал, заметался вокруг, сунулся носом в ухо, бесцеремонно полез под брюхо, оценивая комплект половых органов. Зорьян впервые растерялся и сел на задницу, отпихивая прилипалу плечом. Венедикт отошел на шаг и тут же ударил лапой по заплесневелой морковке – подкатил, предлагая вместе поиграть. Простой план – устроить вису хорошую трепку – затрещал по швам. Венедикт излучал добродушие и готовность дружить. Зорьян не мог на него кинуться, нарушая собственные принципы. Он никого не обижал без причины. И не дрался с омегами.

Пришлось выносить морковку во двор. Венедикт обрадовался, побежал следом, попутно юркнул в сарай и порылся во всех углах. Зорьян довольно долго гонялся за морковкой, которую у него утаскивали из-под носа, а потом улучил момент, вбежал в избу, превратился и захлопнул дверь прямо перед черно-бурой мордой. Жалобный вой его ни капли не растрогал – свекла еще варилась, а на второй конфорке нашлось место для картошки. Венедикт некоторое время скребся в дверь, а потом шуршание и нытье прекратилось.

На улицу Зорьян осмелился выйти только в темноте. Обуваясь, он обнаружил в кроссовке визитную карточку. Внимательно изучил четыре слова «Венедикт Домбровский, деятель искусств», запомнил номер телефона и положил белый кусочек картона на стол.

Хруст гравия под подошвами перемешивался с пьяными криками. Зорьян шел, принюхиваясь, отмечая: тут стояли джипы. Тут Венедикт перекинулся, становясь на лапы – пятачок травы был истоптан, пропитан двойным запахом. Свежих следов не было, никто не сидел в засаде. Перед ним открылся свободный путь. По иронии судьбы – в тупик. Дорога вела на холм, к линии электропередач, да там и заканчивалась. Спуститься на другую сторону можно было по тропке, продираясь сквозь заросли ежевичных кустов, но делать этого не хотелось. Зорьян поднялся к стальной опоре, увешанной изоляторами и пучками проводов. Постоял, глядя на редкие проблески огней, прислушался к себе и понял, почему вернулся в эту хмельную глушь. Когда-то его забрали отсюда насильно, увезли в спецприемник. Это оказалось благом: он смог выучиться, поступить на службу с достойной зарплатой, по мере сил защищать закон и порядок. Пятнадцать лет назад выбор сделали за него. Сейчас Зорьян решил уехать из родной деревни добровольно.

Он впервые почувствовал себя хозяином своей судьбы. Нет, он не собирался возвращаться на то же самое место службы. Ошибка, выстрел в заложника, была итогом стечения неблагоприятных обстоятельств. Дело расследовали, вердикт подтвердила комиссия, Зорьяна признали невиновным. Разрешили уйти в длительный отпуск – по рекомендации психолога. Пообещали в случае необходимости направить на переподготовку.

«Кажется, творческий кризис закончился – спасибо Венедикту за формулировку. Позвоню командиру, спрошу, что нужно для переаттестации. Если позволят – побегаю бойцом. Позвоню не завтра, а через пару дней. Нужно убедиться, что я принял правильное решение».

Перед сном волк забеспокоился. Тщательно обнюхал комнату, плетеный коврик, на котором осталась шерсть Венедикта. В запахе омеги не было ноток течки, слабенько пробивался подавитель, но волк, вырвавшийся из-под контроля, попытался подтолкнуть Зорьяна к более близкому знакомству – продолжить игры с морковкой, возможно, и со свеклой, а там, глядишь, дело дойдет и до совместного винегрета. Пришлось переживать очередное изменение тела и пить капсулу подавителя. Творческий кризис отбил желание ухлестывать за омегами. Вероятно, возвращение интереса свидетельствовало об исцелении и души, и тела. Зорьян это приветствовал, но не с Венедиктом. Волк обиделся – не понимал, почему нельзя принимать в доме веселого и игривого виса. Зорьян навязал ему свою волю и отправился спать в сарай – подальше от хорошо пахнущего плетеного коврика.

Утро принесло неприятный сюрприз. Зорьян проспал появление Венедикта. Ангел добра в белых одеждах, тихонько сидевший на сене, почему-то очень сильно пах пшеничной мукой. Волк встал на лапы и чихнул.

– Я приехал приготовить тебе завтрак, – с кротким выражением лица сообщил Венедикт. – Пока не закончил. Если хочешь – поспи еще немножко.

После такого предложения Зорьян опрометью кинулся в избу. Завтрак? Не закончил?

Кухня выглядела удручающе. Стол и половицы были засыпаны мукой, местами, во влажных лужах, засыхало тесто. На табуретке лежали скорлупки от четырех яиц. Зорьян отступил за порог, прошел в комнату, превратился и вернулся в кухню уже на ногах, натягивая спортивные штаны. На столе лежало подобие сырого каравая – в обрамлении скалки, ложки и пустого стакана.

– Что это?

– Это будет пирог, – сияя от гордости, сказал Венедикт. – Я насыпал побольше сахара. В кулинарной книге написано, что в рационе альфы должно быть много углеводов. Я добавил в тесто два стакана.

– А где ты взял сахар? – Зорьян уже опознал муку, которую он держал про запас, для лепешек, и яйца, предназначенные для утреннего омлета.

– Вон в том мешке.

– Это соль. У меня нет кристаллического сахара. Я только кусковой ем.