Наталья Цикоза - Мария. Часть 3. Другой мир, другая жизнь

Обратно мы отправились в карете советника. Теллан не позволил сесть в седло Максу, который, наверное, только чудом не потерял сознание. Нам предлагали остаться до завтра, но я не желала беспокоить мужа своим долгим отсутствием, а мальчик не хотел оставаться без меня. И ещё у меня теплилась смутная надежда на то, что мы успеем вернуться до приезда Цемиаса. Макс спал, устроив голову у меня на коленях. Я придерживала его, гладила по волосам и не могла понять, зачем из таких вот добрых милых детей воспитывают жестоких убийц, лишают их матерей, рвут привязанности. Неужели только для того, чтобы получились сильные колдуны?

Навстречу проскакали два всадника, я усмехнулась, узнав их. Похоже, Нихула всерьёз заинтересовала моя волчица. Но нас с Максом, разумеется, не было видно в недрах кареты, да и охрану нам Теллан обеспечил. Рядом двигались четыре воина.

Дома нас уже ждали. Муж выскочил на улицу как был, в домашних брюках, забыв даже надеть рубашку. Я всё не решалась разбудить Макса и думала, как бы аккуратненько выбраться, не потревожив молодого уставшего мага, когда резко распахнулась дверца кареты. Не знаю, что там себе навоображал любимый, но взгляд его был… в общем, казалось он был готов увидеть что угодно, наверное, даже моё бездыханное тело. Облегчение при виде меня живой и здоровой сменилось яростью в одно мгновение. Он подался вперёд, но я приложила палец к губам, умоляюще глядя на него. Оборотень сделал несколько глубоких вдохов, видимо, заставляя себя успокоиться, и перевёл взгляд на мальчишку. Нахмурился, наконец заметив болезненную бледность, проступающую сквозь загорелую кожу. Ещё раз скользнул по мне внимательным взглядом, убеждаясь, что невредима, и бережно взял Макса на руки.

Пока мэтр Ракел осматривал спящего, я вполголоса рассказала, что довело ребёнка до такого состояния.

– Не тревожьтесь, Мари, с ним всё будет хорошо, здоровый сон и хорошее питание – вот всё, что ему сейчас нужно. А касаемо леди Рюгель, она ведь оборотень, думаю, поправилась бы и без вмешательства. Но теперь, несомненно, встанет гораздо быстрее. Когда вы уехали, она ещё спала?

– Да, мэтр, и она, и малышка. Теллан упоминал, что долгие схватки вымотали бедную Рюгель. Макс, похоже, почувствовал состояние леди. Не устаю поражаться этому ребёнку, он же наверняка знал, что ему будет плохо.

– Несомненно, – старик задумчиво посмотрел на парня, – только вы не правы, называя его ребёнком. Это юноша, способный принимать непростые решения.

– Ему всего лишь двенадцать!

– Он слишком быстро повзрослел, Мари, – старик поднялся, – пусть спит, сколько потребуется.

Всё время, что мы вели беседу над кроватью Макса, Цемиас и Назук стояли у двери и не вмешивались. Только когда покинули комнату парня, я обратила внимание, как непривычно серьёзен Назук.

– Как вы съездили? – посмотрела на мужчин, улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с моих губ, потому что меня окатили холодом.

Я почувствовала, что виновата во всех грехах мира. Назук промолчал, только прибавил шагу и вскоре скрылся в своей комнате, а Цемиас толкнул дверь нашей спальни и сделал приглашающий жест, пропуская меня вперёд. Находясь в недоумении, прошла внутрь и обернулась, ожидая объяснения, но увидела лишь закрывшуюся дверь. Целую минуту я приходила в себя, не ожидала от любимого мужчины такого отношения. Да, я покинула особняк вопреки его просьбе, но ведь на то была причина! Наверное, и у него была причина так вести себя со мной, но горло всё равно сжали слёзы обиды, необходимо поговорить, прямо сейчас! Я рванула ручку двери и опешила, дверь была заперта. Почувствовала, как глаза наполняются слезами, но в следующее мгновение из горла вырвался рык, а в груди вспыхнул гнев. Я изо всех сил двинула ногой по двери, которая оказалась довольно крепкой. От боли в ушибленной ноге и несправедливости брызнули слёзы злости. Окно спальни находилось на втором этаже, не задумываясь, я распахнула его. Плевать, что высоко, я немедленно поговорю с мужем, желает он того или нет! Перекинула ноги через подоконник, но тут же почувствовала, как сильные руки втаскивают меня обратно.

– Что ты творишь?!

В возмущении разворачиваюсь, едва коснувшись пола.

– Я творю? Я? – мой ответный рык.

Меня встряхивают за плечи с такой силой, что кажется, голова сейчас отвалится. Хочу вырваться, из глаз текут уже целые потоки, но мне не позволяют плакать. Огромные ладони до боли сжимают плечи и вдруг притягивают, оплетая тело, жёстко, не позволяя шевельнуться или вздохнуть. Мгновенная мысль, что он сейчас раздавит, а потом осознание его страха. Делаю над собой усилие, заставляю тело расслабиться и чувствую, как дрожат его руки. Он, видимо, тоже чувствует изменения. Объятья становятся мягче, позволяя сделать вдох.

– Прости, – не знаю, за что извиняюсь, но чувствую потребность в этом, не хочу, чтоб боялся за меня, не хочу причинить боль. Люблю.

Некоторое время просто стоим вот так: я в его сильных руках, и он едва дыша. Только стук его сердца у меня под ухом, тревожный стук, до сих пор тревожный. Что же такое случилось, что он не может успокоиться? А ведь действительно что-то случилось: и Назук непривычно серьёзен, и мэтр немногословен. Ситаби и Тима я вообще не видела… и слуг в коридорах нет…

– Цемиас, – шепчу еле слышно, – что-то случилось в особняке пока нас не было?

Он отстраняется и смотрит на меня больными глазами. Не выдерживаю, двумя руками обхватываю его лицо, чувствую, как под кожей ходят желваки. В душу заползает страх:

– Цемиас, ответь, пожалуйста, не пугай меня ещё больше, прошу.

– Нет, Мари, здесь всё хорошо, – голос хриплый от сдерживаемых эмоций.

Да как же его успокоить? Мои ладони скользят по его груди, губы прикасаются к коже, рисуя извилистую дорожку по всей ширине в одну сторону, в другую, медленно спускаюсь всё ниже. И чувствую, как расслабляются каменные мышцы, а руки уже не сжимают, гладят, даря привычное тепло. Треск ткани, почившей блузки, та же судьба и брюк, он двигается резко, почти болезненно. Но это куда лучше, чем тот безотчётный страх, что был несколькими минутами раньше. Мои стоны, его рык, и сильные руки, закрывающие всё моё тело, защищающие. Снова отстраняется, чтобы видеть лицо. Почему в его глазах боль? И вновь сжимает, чуть не до треска в рёбрах, как сумасшедший целует лицо, шею, грудь; резкие толчки, доводящие до головокружения, и как завершение укус в основание шеи. Я не смогла сдержать болезненный стон.

– Прости, маленькая, – шёпот в самое ухо.

Устраиваюсь на широкой груди, наконец-то сильное сердце бьётся ровно. Но всё же, что заставило моего мужчину так волноваться?

– Расскажешь? – мне не надо было уточнять, что именно, он и так понял.