София Устинова - Враг мой: Сокол для Феникса

А ночью, когда Мира обманчиво думала, что сестра давно спит, вылезла в окно, услыхав тихий свист любимого. Попала в сильные объятия и снова разрыдалась, пряча на груди опухшее от слёз лицо.

– Казимир, всё пропало! – причитала она. – Меня замуж выдают! За князя Радомира!!!

– Слыхал уже, потому и пришёл, – пробурчал Казимир.

– Что ж ты не поговорил с батюшкой прежде? – всхлипнула Мира.

– Собирался намедни. Мне ж с семьёй уговориться было надобно. И только сегодня ответ получил, что благословляют и рады бы повидаться.

– Так ты, – с надеждой вскинула глаза Мирослава, – ступай к отцу моему. Так и скажи! Покуда не поздно, переиграет он со свадьбой.

– Боюсь, это дело уже решённое, а князь Радомир… воспримет, как личную обиду отказ опосля согласия. Тем более, узнай, что ты за меня собираешься.

– Он что-то имеет супротив тебя? – изумилась княжна. – Что ж не поделили-то?

– Можно и так сказать. Знакомы, – нехотя признался Казимир, да взгляд потупил. – Дело давнее, не хотел бы о нём вспоминать. Не сейчас… потом как-нибудь.

– И что же теперь делать? – вновь задрожали губы княжны. В глазах отчаяние плеснулось.

– Вот и думаю. Украсть тебя – значит открыто объявить войну твоему отцу и Радомиру. А это мощь великая. Сама понимаешь, куда мне супротив таких сил? Да и не тягаться в богатстве с князем Радомиром Минским.

– Угу, – кивнула понятливо Мира.

Казимир умолк на несколько секунд, обнимая любимую крепче, да шепнул нежно:

– Но есть у меня мысль одна. Коль любишь меня, коль не испугаешься, заживём счастливо и безбедно…

Мирослава задрала голову, с надеждой вглядываясь в черты любимого и часто-часто закивала.

***

А потом была свадьба. И как увидала Мирослава жениха своего, так и ужаснулась. Радомир был высоким и огромным, под стать медведю. Густые волосы, борода, усы… Голубые глаза смотрели с нескрываемым интересом и желанием… Он то и дело коснуться пытался. Мира же была едва жива – и потому не шарахалась. От страха и жгучего стыда всё время была как на иголках, лицо горело, сердце едва не выпрыгивало из груди.

Княжна в безотчётной панике едва дышала. Всё время выискивала в толпе Казимира, но любимого не было.

В отчаянии посматривала на Радомира и нервно сглатывала. Его слишком много… И что с ней будет, ежели он прикоснётся своими огромными ручищами? Да он раздавит!!!

О, богиня Лада!!!

Мирослава прикусила губу, скрывая дрожь.

От мысли, что князь телом своим её накроет, Мира едва сознание не потеряла. Перед глазами поплыло от животного страха, ноги сковало стужим холодом.

Нет, нет, нет!!! Не позволит ему себя коснуться! Никогда она не достанется такому. Никогда! И раз уж было сказано, пока смерть не разлучит вас, так тому и быть!

Всё раздражало Миру – и плетение венков, и тягучие песни, и радостный смех подруг и гостей. Княжна бросила свой венок в воду, мечтая, чтобы он тут же утонул, но чуда не случилось.

Радомир выудил венок и возложил на голову невесты, ожидая того же. Даже склонился, дабы Мирославе удобнее тянуться было. А княжну переполняли совсем не нежные чувства – хотелось сжать его мощную шею так, чтобы захрипел, забился в посмертной агонии зверь этот…

Так и прошло обручение.

Невеста была молчалива и бледна, а жених суров и задумчив.

Первую свадьбу справляли в стане невесты. Мира даже девичник отказалась собирать, сославшись на худое самочувствие. А вот ожидание жениха получилось, как никогда бурным. Рыдали все, включая саму Миру. И ежели девицы слёзы лили, завидуя выгодному супружеству Мирославы, то она топилась солёной влагой – прощаясь со свободой.

Была б её воля – сбежала бы на край света, дабы не видеть Радомира Минского. Не слышать лживых поздравлений и пожеланий. Не чувствовать взгляда его похотливого, да собственного бессилия.

Глава 5

10 лет назад

Радомир Минской

К капищу шла, как на заклание. Радомир хмурил брови кустистые, губы поджимал, бороду нет-нет, да и приглаживал.

Уже сомневался в здравности решения. Мирославу помнил покорной, смиренной ланью, а теперь хоть и не выказывала строптивости, да была не рада супружеству.

Тут слова телохранителя Богдана как ни кстати в голове зашуршали настойчивее: «Не твоя это девица! Не твоя! Зорица по судьбе тебе была написана, Мирослава Добродская – нет. А коль не видишь очевидного, беда может приключиться. Ведь если глаз не на своё положишь – судьба накажет!»

Ох, и взбесил Богдан тогда! Неугодными советами вывел из себя. И так давненько на пути маячил, а тут… прям сам на рожон лез. Вот и осерчал Радомир – наказал дома остаться, в чужие жизни не лезть. Мол, как сам Богдан, княже быть не желает. Ему надобна тёплая и ласковая женщина, дабы постель грела, душу умасливала, да сердце заставляла скакать шибче!

Потому без верного друга свадьбу играл. И младший дома остался. Ругаться в такой момент не желал Радомир, вот и позволил Тверду с наставником быть. Два нелюдя! Сухие, бесчувственные…

Пусть вместе побудут. Пока свадьба в той стороне справится, да народ в княжество обратно воротится, может, поймут, что нельзя избегать жизни. Людей… Порадуются за князя своего, счастья пожелают!

Не вовремя вспомнилась перебранка с другом верным.

Искоса поглядывал на невесту князь, злясь всё больше и больше, но виду не подавал – ещё не хватало из-за девицы капризной расстраиваться! Дома уму-разуму научится! Ничего, ещё улыбаться будет, да в постели ждать!

Волхвы принесли караваи, на руках брачующихся ленты обрядовые повязали и жених с невестой клятвы верности, согласия сказали.

Только церемония свершилась, тотчас снарядились в путь – в стан жениха…

Твердомир Минской

Твердомир вырвался из сна посреди ночи. Сел на скамье, жадно воздух глотая. Чувство острой тревоги накатило с такой силой, что сердцу стало невмоготу.

Прислушался к веселью в хороминах – уже второй день кряду свадебный пир продолжался. Отец новую жену чествует.

Тверд нахмурился – Мирославу мельком видал, молодая… и несчастная. Не то чтобы жаль её было, всё же замуж за князя вышла, но весь её облик о страдании говорил. То ли Радомир не желал того замечать, то ли ему дела нет.

Прав Богдан, не похожа Добродская на судьбу отца.

Коль уж не спалось, встал Твердомир, да вышел на улицу, косточки разминая. Главный княжеский терем чуть вдали виднелся, окружённый домами попроще, да хороминами разными. Сколько раз отец просил Тверда дома ночевать – в мужской части дома. Да ежели возжелал бы – и отдельную комнатушку бы выделили, как и положено княжичу, но не привык он к покоям мягким и просторным. К прислужникам и гридням. К шуму, толпе.

Аскетом рос, как и наставник, отец приёмный, Богдан. Его изба милее сердцу была, чем хоромы княжеские. Только сегодня его всё нет. Видать князь его на пир затащил всё же. Хотя грозился, чтобы тот ему на глаза не попадался…