София Устинова - Враг мой: Сокол для Феникса

Во-о-от, теперь сын чуть взгляд сменил. Не то чтобы уважение мелькнуло, но с недоверием и немым вопросом «можно?». Единственное, что покоробило, не Радомиру взгляд предназначался, а Богдану.

– Бери, бери, – зло накатывало сильнее. Чего не хватало, чтобы сын через голову князя к охраннику обращался за тем, что отец дозволил. – До первой крови… – И сам нож из голенища сапога достал. Подмигнул младшему княжичу, мол, видишь, не шучу.

Тверд и глазом не моргнул – со спокойствием, от которого по коже Радомира неприятные мурашки взметнулись, да холодок по спине скользнул, принял из рук наставника нож.

Чуть взвесил на ладони, перехватил на свой манер. Прокрутил оба оружия, переступил с ноги на ногу… да незнакомый танец затеял, приведя князя в изумление. Покружил чуток, а потом заставил собраться и вступить в серьёзный бой.

После нескольких тщетных попыток зацепить противника хоть кончиком оружия, князь осерчало скрипнул зубами – задача была сложной, ведь малец – гибок и проворен. А ту и зевак собралось столько, что уже стыдно за собственное бессилие становилось. Да и смеха страшился… Не подобало князю посмешищем пред людом честным быть.

Потому нападал всё опасней и коварней, но Тверд юрко уходил от меча, ловко избегал ножа – был везде и нигде, закручивая князя, запутывая и не позволяя дотянуться до себя.

А толпа шепталась всё пущей. Смешки разлетались…

– Как змий проворен! – шикнул князь, зло содрав с себя плащ и отбросив прочь. Уже не раз ему ткань мешала. Не думал, что так сложно будет с младшим умениями мериться. Но признавать талант сына не спешил, ведь тогда и телохранителю своему, и воеводе, Степаку, пришлось бы хвалебную петь.

Но и это не помогло – не облегчило задачи.

Небольшой деревянный меч и острый нож всё так же быстро и проворно мелькали перед глазами князя, приводя его в бешенство. Вроде и муха жужжит, а никак не поймаешь!!!

Уж зеваки не стеснялись похохатывать. Пальцем тыкать…

– Хватит! – князь махом прервал поединок, с раздражением разглядывая сына, который даже не запыхался. – Молодец! Выбрал верную тактику, но так врага не убить. Измотаешь и его, и себя! – жадно хватанул воздуха полной грудью. Тверд ухмыльнулся, но промолчал, а воевода виновато откашлялся:

– Не серчай, княже, но ты мёртв ровно с тех пор, как плащ свой скинул!

Что? Вот так… обухом по голове.

Теперь князь Минской остро видел насмешливые взгляды толпы, даже слегка сочувствующие. Задумчиво-пронзительный Богдана… А когда Степак как бы невзначай указал на спину князя, Радомир потянул рубашку на себя и едва сдержал крепкое словцо – она была рассечена на две части… И на ткани чётко алело свежее пятно. Когда княжич успел рубаху черкануть, да кровь отцу пустить?

– Хвалю! – Радомир отбросил рубаху в сторону, – Сдаётся мне, ты растишь лучшего война, которого бы знала земля наша.

– Стараюсь, княже, – благодарно кивнул Богдан, не глядя на Тверда, но явно гордостью преисполненный.

– Хотелось бы верить, что меч его… мне в спину не воткнётся, – задумчиво добавил князь. – Или для того и готовишь? – с подозрением и колючим укором. – Вознамерились от меня избавиться, зная, что к вам обоим сердцем киплю? – несколько секунд гробового молчания, и в повисшей тишине широким шагом князь покинул ристалище.

– Хороший удар! – несмотря на слова Радомира, похвалил младшего княжича наставник. – Но несколько ошибок я высмотрел… – приобняв Тверда за плечи, повёл в казарму.

Князь Минской ворвался в свою комнату, надеясь на уединение. Но настырный гридень, Ляхич, который уже успел лекарку сыскать в хороминах, даже под угрозой порки не желал уходить.

Князь вытерпел перевязку, продолжая ворчать, что рана – смешная. Но Никанора упрямо наносила вонючую мазь, наговором подкрепляя, а потом чистой тряпицей обмотала, будто не царапина, а боевое рассечение в полспины.

Только закончила, князь тотчас велел комнату освободить. Пока Ляхич упирался, мол, в уголке посижу, вдруг плохо станет… Вытолкал парня прочь, и дверью перед носом его длинным хлопнул.

Точно раненый зверь ходил из угла в угол – всё не мог в толк взять, как сын сумел бывалого воина раскачать, да незаметно рубаху распороть. Как?

Его победил младший княжич! Его?! Старого воина, вот так… запросто! Взял и разделал под орех!!!

И пусть злости истинной не испытывал, покуда с Твердом мечами махался, но ведь… и спуску не давал.

Да, что не отымешь, одарён сын – как никто. Отмечен богами… с рождения. А то, что такой воин оказался в теле хрупкого человечка – либо насмешка природы, либо испытание судьбы…

Упёрся Радомир ручищами в раму окна, да уставился на площадку, где уже с мечами крутились дружинные. Матерые, крепкие ловко оружием управлялись. Звон и лязг разлетались по всей площади, а коли сталкивались воины, то казалось, земля вздрагивала от мощи мужей.

И тут гордость затопила отцовскую душу – Твердомир – плоть и кровь княжья. Как аспид вертлявый и пронырливый. Скорости его любой позавидовал бы. А что от Зорицы много в лике, так то и хорошо… Кто-то должен быть другим!

Дума о жене погибшей опять сжала сердце в тиски стальные. Тоска скрутила горло, кровь забурлила да привычно в пах устремилась.

И голос женский, словно окутывал чарами: «Жениться тебе надобно, княже!». Радомир глазами обшарил комнату свою – нет никого, а голос лился ровно и убаюкивающе: «Жениться пора! Пока в силе…».

Сморгнул князь, головой помотал – вроде пропал голос. Но мысль осела, да крепла.

И правда бы жениться! С женой оно всё спокойнее. И расширить территории не мешало бы! Сыновей много. Всем земли надобны, а Тверду самые богатые достанутся…

И сразу перед глазами князя всплыла нежная девичья фигурка, потупленные синие глаза, толстая коса до пояса с талией осиной.

Мирослава! Было что-то в девице рода Добродского такого, что цепляло взор. Что заставляло вспыхнуть давно позабытое желание любить. Что пробуждало чувства от спячки.

Глава 4

11 лет назад

История Любавы

Род Святояра Добродского: княжна Любава, княжна Мирослава

– Да сколько можно? – нянька Глафира с возмущением смотрела на младшую дочь князя, которую за ухо привел конюх. Её громкий голос привлёк внимание всех, кто был во дворе. Представление уже не казалось челяди чем-то интересным, повторялось изо дня в день, и все привыкли, что девчонке влетает то от нянек, то от доведённого до отчаяния конюха. – Управы на тебя нет! – негодующе всплеснула руками, при этом её беззаветная любовь к княжне не оспаривалась.

– Эта чертовка вновь каталась на Буяне, и чуть не загоняла его до смерти! – ябедничал Алехно. Вредный и противный. Всегда доносил на Любаву, ежели ловил. Глупый, что с младшего конюха взять?