Виктория Серебрянская - Тариф на предательство

Я постаралась как можно незаметнее проверить свой костюм. Но Захарова заметила и поинтересовалась:

– Ты чего мечешься?

Я почувствовала, как загорелись щеки. Такта в двухметровой Лизке не больше, чем у жирафа. Хорошо хоть еще никто не услышал! Ответить постаралась, как можно равнодушнее:

– Проверяю костюм. А то хороша будет ведьма с веревкой утопленника.

Захаров внимательно окинула меня взглядом:

– Ага, ты, как всегда, права. Вон, один хвост развязался! Давай помогу затянуть.

Я испуганно схватилась за голову и не раздумывая согласилась:

– Давай, затяни потуже!

Лизке с ее ростом тянуться не пришлось. Пока она изображала заботливую мамашу, я нервно кусала губы, уничтожая праздничный грим. Никиту я что-то не заметила. Неужели он остался дома?

Никита Войновский еще один мой одноклассник. Мы проучились бок о бок с первого класса, взаимно игнорируя друг друга. Но в этом году, после летних каникул, я как-то по другому его увидела. Из тощего и нескладного заморыша он вдруг превратился для меня в прекрасного принца. За лето он вытянулся, сильно загорел и несколько раздался в плечах. Неожиданно я заметила, что его глаза вовсе не бесцветные, а очень красивого серо-стального оттенка. Когда Никита смеялся, его глаза сверкали алмазами. Всегда очень коротко и аккуратно подстриженный, с летних каникул Никита пришел вдруг изрядно заросшим. И теперь его темно-русые вихры так и манили меня зарыться в них пальцами. Окончательно я потеряла покой две недели назад.

Наша математичка в наказание за наше поведение решила провести первую промежуточную контрольную. Как она выразилась «чтобы встряхнуть нас и напомнить, что учебный процесс идет уже полтора месяца». Пол класса от ужаса тут же впала в тихую истерику. Увы, но к этой половине принадлежала и я. С математикой я не ладила. Точные науки давались мне с огромным трудом. Узнав, что меня ожидает, я просто сползла по стенке на пол, закатив глаза. Была у меня слабая надежда на то, что решат будто мне плохо. И отпустят хотя бы с контрольной. Но не тут-то было. Математичка оказалась настроена воинственно. Пришлось мне вместе со всеми плестись в класс. Как на виселицу. Честное слово.

Я уже предвкушала неприятный разговор сначала с математичкой, а потом с отчимом, когда за парту рядом со мной опустился Никита и тихо шепнул:

– Не трусь. Помогу.

И подмигнул своим невероятным серебристым глазом.

Никита действительно мне помог. И я даже получила хорошую оценку. Но я с тех пор пропала. Я выглядывала Никиту везде. Старалась стать ли сесть к нему поближе. Радовалась каждой его улыбке. Каждому слову, сказанному мне. У меня были очень большие планы на этот Хэллоуин.

– Оуууу! А кто это у нас тут? Неужто сама Шапокляк Лариску принаряжает к празднику?

От протяжного глумливого голоса Кольки Самохина подскочила не только я. Захарова отшатнулась от меня так, словно увидела перед собой зомби. И густо залилась краской. Ой, дураааа! Нашла в кого втюхаться! Я с трудом проглотила смешок. Неудобно как-то смеяться человеку в лицо. В следующую минуту мне стало совсем не до смеха.

– Никитос, глянь, Шапокляк и ее верная Лариска! Гы-гы-гы!

Самохин противно заржал, тыча в нас с Захаровой пальцем. Из тени, не замеченный мною до сих пор, вперед вдруг шагнул Никита. И Самохин, со всеми его дурацкими шутками и подколками, тут же был мною забыт. Сердце в груди радостно трепыхнулось. Губы сами собой начали растягиваться в улыбку. Никита хмыкнул:

– Колян, куда ты смотришь? Какая же это Шапокляк? Это эти, как их… – Никита пощелкал пальцами, вспоминая. – Родоки у меня увлекаются такой древностью. О! Вспомнил! Тарапунька и Штепсель!

Все заржали. Откуда-то из-за спины прилетело обидное:

– Барахолка!

Я не поняла, кто это ляпнул. Но хуже всего, что Аникеева неожиданно отошла от нас и присоединилась к ржущим одноклассникам. Никита по-хозяйски подгреб ее к себе поближе, крепко прижимая к боку. Янка широко ему улыбнулась, блеснув искусственными клыками на фоне ярких влажных губ. Как в кошмарном сне я с ужасом и отвращением наблюдала как Никита склоняется к ней с совершенно недвусмысленным намерением. Медленно, картинно, хищно.

В реальность меня вернул сильнейший рывок:

– Я тоже так хочу!

С трудом удержав равновесие, я с отвращением увидела прямо у своего лица карикатурно вытянутые трубочкой губы незнакомого мне пацана. Я отшатнулась. И поняла, что меня крепко держат за руку повыше локтя. Отвратительные губы все приближались. Я быстро оглянулась. На меня никто совсем не обращал внимания. Часть одноклассников уже была в парке. Захарова о чем-то трепалась с Самохиным. А мне в плечо впились цепкие пальцы незнакомца. Внутри меня схлестнулись отвращение и страх. Я не хочу!

Отчим всегда учил в таких случаях не цепенеть. Все, что угодно, только не ждать покорно уготованную мне участь. Я дернулась. Чужие пальцы сжались еще сильнее. Беспомощно оглянувшись, я вдруг заметила Аникееву. Янка стояла чуть в стороне и снимала меня на камеру, глядя с жадным любопытством. Меня накрыло бешенство.

Я плохо понимала, что я делаю. Мной двигало одно желание: освободиться, не стать потехой для других.

Удерживающий меня силой был уже настолько близко что, отворачиваясь от Аникеевой, я мазнула щекой по его губам. Вдохнув резкий запах чужого пота, я завизжала. На всю мощь своих легких. На ультразвуке. Прямо ему на ухо.

Не ожидавший подлянки парень выпустил мою руку и отшатнулся от меня, схватившись за ухо:

– Идиотка!

Краем глаза заметив какое-то движение, я нырнула вниз. Как учил отчим. Перед глазами промелькнул кулак. Пацан не удержал равновесие и улетел куда-то в темноту, запутавшись в собственных ногах. Оттуда полетел отборный мат. А я метнулась в сторону опешившей Аникеевой. Все мои инстинкты вопили о том, что нужно уносить ноги. Но оставить все просто так я не могла. Не хочу, чтобы назавтра в меня тыкали пальцем и называли барахолкой все, кому ни лень. Поэтому просто выбила телефон из рук бывшей подруги и наступила на него. Нечаянно.

Теперь уже орала Аникеева. Я даже не подозревала, что Янка знает такие выражения. Любо-дорого слушать. Только нет времени. На визг одноклассницы стали подтягиваться пацаны. Понимая, что за мою выходку меня просто прибьют, я бросилась бежать.

Я бежала, пока хватало дыхания, стараясь не высовываться в свет редких фонарей. Хотя, и без них на улице было достаточно светло. Ночь стояла ясная. Без малейшего облачка. И над городом висела огромная равнодушная луна.

Когда от бега закололо в боку, а я захрипела, как старый астматик, пришлось остановиться. Укрывшись в тени какого-то забора, я несколько минут стояла согнувшись, пытаясь отдышаться. Убегая, я петляла как перепуганный заяц. И теперь с изумлением поняла, что оказалась на заброшенной стройке позади моего дома. Днем я никогда не боялась тут гулять. У нас очень спокойный район. Да и городишко небольшой. Моего отчима знают многие. Так что я чувствовала себя почти везде в безопасности. Но сейчас, в призрачном лунном свете все казалось каким-то… зловещим. Мертвую тишину нарушало только мое хрипящее дыхание. С трудом заставив себя задержать вдох, я буквально оглохла от нахлынувшей тишины. И нервно оглянулась. Что не так? Почему так тихо? Здесь совсем рядом дорога. Но почему-то не слышно проезжающих машин. Сбоку от моего дома есть небольшая кафешка, больше тянущая на низкопробный грязный бар. Там всегда шумно в это время и играет музыка. Но сейчас оттуда тоже не доносится ни звука. Я поежилась, невольно втягивая голову в плечи. Либо я рехнулась. Либо все ужасы, рассказываемые про День Всех Святых не такие уж и сказки. В любом случае, нечего здесь торчать.