Лидия Миленина - Золушка из подземелья

Я кивнула:

– Хорошо, Корвин.

– Пока так, – неожиданно закончил он. – А, и еще ты должна будешь раз в несколько месяцев приезжать со мной сюда и делать то, что потребуется.

«Что именно?» – тревога ударила в сердце с новой силой. Что потребуется?! Но спросить я не осмелилась. Он и так был достаточно вежлив и добр со мной, не стоит злить его, выспрашивая то, что он не хочет говорить…

– Но пока до этого далеко, поэтому на сегодня достаточно. Тебя устраивает мой ответ?

– Да, сэ… Корвин.

– Хорошо, Анна, – он вдруг резко встал с кровати и снова убрал руки в карманы. Задумчиво посмотрел на меня. И спросил резко:

– Скажи, тебе удобнее называть меня «сэр», потому что ты выставляешь границы между собой и клиентами? Так тебе легче?

Мне вдруг захотелось заплакать. Да, наверное, он прав… И еще… Мендер с его обращением на «ты» и по имени.

– Я не знаю… Корвин… Простите меня! Я постараюсь привыкнуть!

Еще один продолжительный взгляд, досада на его лице. А я ощущаю новую волну страха. Еще не хватало разгневать его в наш первый разговор!

– И еще, – неожиданно теплее сказал он, – скажи, Анна, с какими мужчинами ты работала?

Сердце громко ударило и ушло в пятки. С какими? Он что-то понял! Я уткнулась взглядом в одеяло и прошептала:

– С разными… мужчинами.

– С разными? Скажи, ведь ты работала с теми, кому мало простого секса? С теми, кто любит… делать больно?

«Вот и все!» – подумалось мне. Теперь все. Он узнает правду, и… чего мне ждать? Девушка, которая продавала свое тело даже не на постельные утехи, а на пытки. Которая позволила сделать из себя предмет для издевательств. Пусть от меня ничего не зависело! Но ему-то я не могу этого сказать!

– Да… – обреченно ответила я.

Мне показалось, что странная волна разошлась от Корвина. То ли облегчение, то ли… сложно сказать, что. Может быть, понимание? Поднять взгляд я не смела, но краем глаза заметила, что он словно задумчиво катает что-то во рту.

– Ты получаешь удовольствие от боли? – чуть резко спросил он.

Наверное, правильнее всего было соврать. Сказать, что я мазохистка, что получаю от этого удовольствие. Так он не догадается о делах Мендера, о том, что меня заставили. Но я была уверена, что его слова о способности распознавать ложь – чистая правда.

– Нет, не получаю.

– Понятно. Почему тогда ты занималась этим? – продолжил Корвин. Мне захотелось провалиться сквозь землю. Все, теперь точно все. Что мне ответить? Ведь скажи я правду – и Мендер доберется до меня не только через зеркала, в которые можно не смотреться, которые можно завесить… Есть кое-что опаснее зеркал.

Ответить правду, но так, чтобы он не догадался об остальном.

– Мне не предложили ничего другого… – очень тихо ответила я.

Еще одна волна резко разошлась от Корвина по комнате. И я вздрогнула. От него исходило ощущение такой собранной, уверенной силы, что я казалась себе совсем слабым существом рядом с ним. Кто он такой? Казалось, что человек просто не может быть таким, что передо мной какое-то другое, непонятное существо. Человек и не человек одновременно.

И вот в этой волне был гнев. А я сжалась внутри, ожидая, что вот сейчас и произойдет конец света. Впрочем… А чего еще ты ожидала? В твоей жизни так всегда. Ничего хорошего с тобой происходить не может. Наверное, я такая от рождения, что достойна только мучений.

Но волна улеглась так же быстро, как пролетела по комнате. А Корвин посмотрел на меня по-другому. С теплом, хоть и без одобрения.

– Ты привыкла и научилась терпеть боль… – задумчиво сказал он, не спрашивая, утверждая. – Научилась давать клиентам нужные им эмоции – страх и униженность. Но послушай, Анна, – он быстро подошел к кровати и снова устроился на ее краю. Одной рукой оперся рядом с моими ногами, а я внезапно ощутила, что от него исходит жар. Сильнее, чем от любого другого человека. Может быть, поэтому мне становится холодно, когда он отдаляется, подумалось мне. – Мне не нужны эти эмоции. И никому в этом доме.

– Корвин, простите меня! – прошептала я. – Я не хотела…

– За что ты извиняешься? – его взгляд стал острее.

– Я веду себя как-то не так! Вам не понравилось!

Взгляд снова потеплел. И он вдруг пожал плечами.

– У тебя была своя жизнь, очевидно, непростая. И выработались определенные привычки… Ты видела слишком много извращенцев. Кстати, много их было?

Меня удивил вопрос, но от сердца отлегло. Вместо осуждения я встретила что-то вроде… понимания? Или иллюзию понимания. В какой-то момент мне показалось, что недавно прогремел выстрел, но пуля пролетела мимо меня. И я стою в изумлении, что еще жива.

Только бы это чувство не ускользнуло, только бы Корвин не начал снова задавать сложные вопросы!

– Много, – ответила я. – Удивительно много…

– А знаешь, почему в нашем мире так много садистов? Тех, кто хочет причинять боль по-настоящему, унижать и мучить других? – вдруг спросил Корвин и опять встал. А мне снова стало холоднее. Его присутствие рядом хоть и было резким, но одновременно придавало уверенности. Пусть и окрашенной тревогой неизвестности.

– Не знаю, – призналась я.

– Думаю, однажды мы поговорим об этом. И об истории нашего мира, – усмехнулся он и опять сунул руки в карманы. Сделал шаг вперед и обратно… – Что ж… Анна. Думаю, мы поняли друг друга? Здесь ты будешь заниматься совсем другими вещами, и у тебя нет необходимости бояться и унижаться.

– Да, Корвин, я буду стараться… – сказала я.

А что еще я могла сказать? Что страх въелся в мою кровь? Что я привыкла жить в страхе? А когда становилось совсем плохо, страх уступал место апатии, безразличию к самой себе и своей участи? Нет. Он нарисовал себе другую картинку. Я для него девушка, которая была вынуждена стать шлюхой для извращенцев из-за нищеты.

Внезапно я снова испытала острый приступ желания рассказать всю правду. Рискнуть…

Впрочем, я уже рисковала несколько раз. Когда решалась драться с Мендером, когда пыталась убежать. Рисковала… И к чему это приводило? В еще больший ад, в еще большую зависимость. Да и кто знает, сможет ли Корвин защитить меня и… самого себя от Мендера. Одно дело самой ходить по краю, а другое – поставить под угрозу человека, который не сделал мне ничего плохого!

– Анна, а ты не хочешь рассказать мне больше о своей жизни? – неожиданно спросил Корвин, продолжая изучать мое лицо. Он что, читает мысли, подумалось мне. И отступившая тревога опять нахлынула. – Так нам было бы… удобнее.

– Я не могу… – только и нашлась ответить я.

– Тебе сложно говорить о тяжелом прошлом? – с острым взглядом спросил он.

– Да.

«И это тоже…», – пронеслось у меня в голове. Рассказать, что со мной происходило, как я стала вещью, не человеком? Это не просто страшно. Это означает, что кто-то узнает, что я… давно уже не полноценный человек. А Корвин считает меня человеком! И что мне делать, если он будет настаивать?!