Станислав Малозёмов - Дуракам всегда везёт

– Я вспомнил. Я вчера со страха обманул Вас, гражданин начальник. Клянусь мамой – со страха. Вы не бейте меня больше. Я расскажу как на духу всё, что знаю.

– Обещать не могу, – Малович сел на нары рядом. – Тут всё дело от тебя зависит. Мне не надо то, что ты знаешь. Мне надо услышать то, как оно есть по-настоящему. Имена, фамилии точно, погоняла, где живут, когда бывают в шалмане. Я должен точно знать, кто взял молодую семью на «гоп-стоп». Конкретно. Понял? Тогда и бить не за что. Если горбатого лепить не будешь.

– Зуб даю, – поклялся Гнус. – Ушатали мужа с женой трое. Один – Дубак. Он по гражданке – Федоренко Витёк, значит. Главный в маленькой своей банде. Потом Шмайсер, то бишь Прибылов Андрюха и ещё Тухлый, по гражданке Алексеев Миша. Всё. Сказали, если продам барыге так, чтобы им пошло в масть, то мне отстегнут целую тыщу. Кусок, значит.

– Второго повтори ещё раз, – у Маловича почему-то стало нехорошо на душе. Щипать начало внутри и давить. – Ну!

– Сказал же, Прибылов Андрей. Отчества не знаю, – Чистяков на всякий случай отодвинулся от лейтенанта. Очень уж резко у него лицо потемнело и стало злым.

– Кто может отчество знать и кем младшая сестра его работает? – Малович аккуратно придвинул Гнуса к себе и упёрся тяжелым взглядом точно в зрачки жигана.

– Кто-кто? Маруха его. Наташка Солопова. На заводе буфетчицей почти отдыхает. В конторской столовой. Они-то женихаются по-серьёзному. Потому Натаха про него всё знает. – Могу сходить и спросить.

– Сходи, – Малович снял с рук его ремень. – Одёжка вон где твоя. На верхних нарах. Пропуск тебе дам на выход и на вход. И час времени. Свалишь – найду хоть где и посажу за убийство в Садчиковском магазине. Мужику, вору залётному, в очереди горло перерезали. Слышал? В начале декабря ещё. Убийцу не нашли. Вот тебя и назначим. Расстрел за вора не дадут, но пятнашку – вполне могут влепить. Тебя эта Натаха знает? Не спросит, на кой пёс тебе его отчество?

Гнус кивнул: – Они давно с ней. Я из Миасса в натуре-то три года уже как перебрался. Так они ещё тогда спарились. Пожениться хотят. Я ей скажу, что договорился в совете профсоюзов, чтобы ему выписали удостоверение дружинника, а самого обыскался – не могу найти. А где сестрёнка его работает? Так я спрошу Наташку – может он у неё на работе. Мало ли. Тогда я сам сбегаю, мол.

– Умный ты, Чистяков. Балабас варит! Тебе бы честную жизнь вести. Жил бы нормально. Умные редко плохо живут. – хмыкнул Малович. И Гнус убежал, несмотря на травмы.

Александр Павлович, благодаря своей редкостной интуиции и врожденному безошибочному предчувствию, до возвращения Чистякова уже всё понял и впал в транс, чего не должно было случаться с мужественными милиционерами. Потому как заранее чувствовал, что отчество Прибылова будет Николаевич, а сестра окажется терапевтом в третьей больнице. Куда распределили её в прошлом году из свердловского мединститута.

Гнус прибежал минут через сорок и рассказал всё то, что Александр Павлович уже без него давно вычислил. Прибылов Андрей Николаевич, Шмайсер в мире уркаганов, к несчастью приходился родным братом его, Маловича, родной жены Екатерины.

– Короче так, – сказал он Чистякову. – Чтобы твои дружки-ухари, тебя, лопаря, натурально не загрызли за провал у барыги и изъятые мусорами как вещдоки цацки, ты посидишь без следствия в КПЗ неделю. Потом расскажешь своим, что просто попал под случайный шмон, про который в этот раз ни барыгу сами мусора не предупредили, ни тебя, тем более. Что били тебя крепко и посадить хотели. Но статьи не нашли. Потому, что ты клялся, будто дружки твои случайно нашли свёрток с бирюльками на кладбище, на могиле попавшей в аварию летом директорши центрального продмага. И кто их ей в память о себе подкинул на холмик – неизвестно.

– А чё мне? Отосплюсь у вас. А то гоняют меня то на бан лопатники вышибать, то бензолку для старшаков искать по городским малинам, чтоб кайфовали они без марафета. А тут отдохну целую неделю. Справку дадите потом, что меня на неделю задержали до выяснения и отпустили как невинного?

– Дам, – пообещал Малович и поехал на мотоцикле к жене на работу. Вытащил её в коридор и рассказал очень подробно о том, в какое дерьмо и насколько глубоко вляпался её придурок-братик. И стали они в этом коридоре шепотом придумывать, как сделать, чтобы Андрюша не влетел на зону. Причём лет на десять за групповое ограбление.

– Вот же козёл, – определила текущий статус брата Екатерина и заплакала. – Как связался со шпаной десять лет назад, так и стал закономерно бандитом! Сволочь!

– Так что, пусть садится? Лет десять корячится брательнику, – Александр Павлович расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и слегка расслабил резинку на галстуке. – Сейчас не сядет, так вляпается всё равно. Раз уж начал бузить. Только попасть может в историю похлеще. Аппетит-то, он во время еды… Ну, понимаешь.

– А в больнице что скажут? – Катя плакать прекратила и задумалась. – Сестра бандита уголовника людей лечит? А может она и сама – того? Отравит больных какой-нибудь гадостью. Семейка-то одна. И выгонят меня к такой-то матери. Ни в одну больницу потом не возьмут. Давай, вынимай его из этой ямы. Чтобы его не судили.

– Катюха! – Малович нежно взял её за плечи. Мы уже год и три месяца с тобой живём. Ты меня знаешь. Я же офицер. Честь имею. Да и брат твой не нравился мне никогда. Чувствую, что он всё равно нахлопочет на свою задницу или срок большой, или вышак. Да и тебе подляну обязательно подкинет неизвестно какую. Но ждать недолго. Отца, царство ему небесное, одного боялся. А мать, покойницу, сроду не слушал. И померла-то она от переживаний. Инфаркта при спокойной жизни не дождёшься… Пусть посидит. Глядишь – одумается на киче.

– Ты что хочешь думай, но мне он – брат родной, – Екатерина повернулась и пошла в кабинет. – Посадишь его, значит и меня сможешь предать. Давай тогда сразу отдельно жить.

– Во, дура, мля, – сказал негромко вслед Малович и долго ещё сидел на подоконнике, соображал – как быть. Нрав у Кати был мамин. Крутой. Упрётся рогом в точку – трактором не оттащишь. А уходил он из больницы уже с планом, который позволял почти без эксцессов оставить Андрюху, идиота, на свободе. Правда, без потери совести и чести мероприятие не проскочит. Но Катю он любил, строил большие хорошие планы на жизнь с ней. Плюнуть на её слёзную просьбу? А тогда дальше как жить? Всегда виноватым? Женщины и на пустяках легко могут сделать из мужика виноватого на всю жизнь. Так управлять семьёй куда легче. Почти все жёны этот приём знают и филигранно его исполняют. А тут не пустяк. Родной муж родного брата жены засадил за колючку на десять лет. Жизни дома не будет точно. Будет период бесплодных попыток искупить вину. Но попытки эти ничего не исправят.