Влада Мишина - Песнь Самайна

– Лис? – хрипло спросила старуха, до того стоявшая в стороне. – Плачем приманил?

Ивар взглянул на Рогнеду.

Северянка неуверенно кивнула старухе.

– Батюшки! Так то дух был, на которого Дикая Охота шла! – заключила бабка, веско стуча клюкой по земле. – Девку заманил, сам-то железо капкана открыть бы не смог.

– Вот те на… – подхватил кто-то из толпы. – Слава Песни да богам, что не я плач тот услышал.

– Это что ж, получается, ты его отпустила чтоль? – спросила старуха Рогнеду.

Северянка, не думая, кивнула. Все её мысли были заняты обрывками новых знаний, почерпнутых из криков толпы.

Дух.

Дикая Охота.

Не смог железо сам открыть.

Писклявая баба снова выглянула из-за плеча мужа:

– Так это что ж, нам не девку судить надо, а духа мерзопакостного ловить, пока он нам землю да заготовки на зиму не попортил?

– Но девка всё равно виновата! Неча на плач лесной идти, – сплюнул один из пахарей, что помоложе.

«Это за то, что я его сватьям отказала», – подумала Рогнеда, с презрением смотря на трусливого молодца, который решил так ей отомстить.

Локка отошёл от колодца и приблизился к дочери. Он взял её за руку, крепко сжимая тонкие пальчики. Рогнеда прижалась спиной к отцу, чувствуя себя увереннее.

– Как рассудишь? – спросил Ивар старосту.

Тот провёл пятернёй по седым волосам, и молвил:

– Охотиться пойдем. Дух али не дух, но виновника надо изловить да шкуру содрать.

Мужики заулюлюкали, бабы одобрительно закивали.

– А ту, что слаба, да на зов чужой повелась, не нам судить. Её природа от рождения наказала, – продолжал староста. – Охотиться завтра пойдем. Кто изловит лиса, того одарю!

Толпа взорвалась криками.

Рогнеда в ужасе зажала рот ладонью и хотела броситься к старосте, солгать, мол, никакого лиса не было, сама она виновата.

Локка удержал дочь. Сжал в стальных объятиях, не давая новую глупость сотворить.

– Уведи её, – шепнул кузнецу Ивар и встал рядом с отцом – их начали окружать жители, чтоб охоту обсудить.

Локка потащил упирающуюся дочь прочь от колодца, к избе старицы.

Рогнеда плакала, дёргалась, била отца кулаками, но тот упрямо продолжал идти с ней вперёд.

«Убьют его! У него ж лапа раненая, уйти далеко не мог!» – отчаянно затрясла руками северянка, ещё и губами проговаривая слова.

– Ты жива будешь! – рыкнул кузнец хриплым, надломленным от дыма голосом, и тут же зашёлся в кашле, выпуская Рогнеду из рук.

Северянка бросилась обратно к колодцу, но тут же воротилась к отцу. Подхватила его, задыхающегося, под руку и повела к дому старицы.

В избе отпоила Локку снадобьями, смешанными с молоком и мёдом. К вечеру кузнец мог говорить и даже не хрипел.

До темноты Рогнеда вертела в руках подаренную отцом свирель. Она её от себя ни на миг не отпускала, нося повсюду в переднике. Потому подарок и пожар пережил.

Звуки, что свирель издавала под пальцами северянки, были точь в точь птичье пение.

– Быстро ты, – похвалил Локка дочку. – Мать твоя тоже на такой играла. Могла любого заворожить.

Рогнеда слабо улыбнулась.

«Что такое Дикая Охота?» – внезапно показала она.

Локка замер, и крепко задумался.

– У многих есть вера в такую охоту, – наконец, произнёс он. – На нашей родине так звали поход мертвецов на мир живых. На далёком изумрудном острове, как я слышал, Диким Гоном кличут ежегодную забаву лесных созданий. А что местные Дикой Охотой считают, никогда не спрашивал.

«Не от неё ли Песнь защищает?» – не унималась Рогнеда.

– Может и от неё, – задумчиво пробормотал Локка, смотря в мутное слюдистое окно.

Рогнеда положила свирель обратно в передник и отошла к печи.

Она постелила на ней отцу простынь, положила шубу для мягкости и подушку, травами набитую – для хорошего сна.

«Спать будешь?» – осторожно показала она.

Локка прищурился, смотря на дочь.

– Хочешь усыпить и сбежать на помощь своему лису?

Рогнеда виновато потупила взгляд, не в силах лгать отцу.

В дверь вежливо постучали.

– Заходи, коль с миром пришёл, – зычно пробасил Локка.

– С миром, – ответил вошедший в избу Ивар.

Рогнеда, как того велели законы гостеприимства, поставила на стол тарелку с соленьями, налила в стакан воды и пододвинула к сыну старосты стул.

Ивар благодарно поклонился ей, прижав руку к сердцу, но садиться не стал.

– Отец всех мужиков у себя собирает – охоту обсуждать. Выходить на неё будем ещё до рассвета, – тихо произнёс он. – Тебя тоже ждёт.

Рогнеда сама села на поставленный гостю стул – ноги не держали.

– Ждёт, значит, буду, – спокойно ответил Локка, поднимаясь и беря со стены колчан.

Он собрался быстро и вышел из избы вслед за Иваром. Но вот сын старосты уходить пока не собирался.

– Прости меня, милая, но я вижу решимость в твоих глазах. Не мучайся, думая, что ничего не сделала. Вини меня.

С этими словами сын старосты захлопнул дверь в избу и накрепко запер снаружи, вставив меж ручкой и косяком длинный кинжал.

Рогнеда бросилась к двери, стучала, била ногами, дёргала и расшатывала. Та не поддавалась.

Выбившись из сил, северянка опустилась на пол и горько заплакала.

Ей в мыслях являлись внимательные лисьи глаза, рыжие, как и шерсть. Хотя, нет… Не рыжие. Жёлтые. Жёлтые, как расплавленное золото.

К рассвету деревня наполнилась звуками предстоящей охоты, которые не заглушали даже добротные стены избы.

Рогнеда металась по дому раненым зверем. Она выглянула во все три узеньких окна, но от них толку не было никакого – не пролезть.

Северянка не понимала, отчего у неё так болит сердце за простого лесного зверя.

«Ну, лис, ну спасла. Хорошо, что это его по лесам гонят, а не тебя…» – стоило Рогнеде так подумать, как слёзы с новой силой брызнули из её глаз.

За собственными мысленными страданиями она даже не сразу услышала копошение у двери.

Поскребся по дереву кинжал, ударился рукоятью и косяк, и с глухим звоном упал на крыльцо.

Рогнеда бросилась к отворившейся двери и ошалело огляделась по сторонам.

Мелькнула копна тёмных волос.

– Что смотришь? – прошептала дочка сапожника, прячущаяся в кустах можжевельника. – Иди, спасай своего духа!

«Почему?» – по буквам губами проговорила Рогнеда.

Девка замялась, злобно зыркнула на северянку исподлобья, и прошипела:

– Чтоб тебя пристрелили на этой охоте, да Ивар на достойную взор свой обратил!

Рогнеда едва не улыбнулась, но в последний момент остановила себя, и только низко поклонилась дочери сапожника.

Девка фыркнула, и поползла прочь от дома старицы.

Северянка, не теряя более ни мгновения, помчалась в лес.

Солнце только-только начинало пробиваться между стволами, окрашивая и без того яркие осенние листья в багряные цвета.