Влада Мишина - Песнь Самайна

Рогнеда бежала по лесу, то и дело, замирая за деревьями, прислушиваясь, нет ли поблизости охотников. До сих пор ей везло – люди деревни пошли гурьбой и, скорее, желали самого вкуса охоты, нежели поимки зверя.

Северянка давно научилась выслеживать в лесу дичь, но лисы были умнее.

«Если я не найду, может, и другие не смогут», – думала Рогнеда, опускаясь на колено и касаясь примятой чьей-то лапой листвы.

Вдалеке послышался клич кого-то из охотников. А за ним свист стрелы и улюлюканье.

Рогнеда вскочила и бросилась на звук, но не успела сделать и пары шагов, как на неё из-за древнего дуба выскочила рыжая фигура.

Лис едва не сбил северянку с ног, но, увидев, кто перед ним, остановился. Зверь смерил Рогнеду осмысленным, усталым взглядом и тяжело припал на заживающую лапу. С неё спали наложенные Рогнедой повязки, но всё ещё виднелись зеленоватые следы притирок и снадобий.

Северянка не знала, что ей делать. Вот, она нашла лиса. А дальше что? Как спасти его? Как задержать охоту?

Лис медленно шагнул к Рогнеде, продолжая буравить её взглядом рыжих глаз.

«Может, золото в них мне приснилось?» – думала девица, протягивая руку к зверю.

Тот подошёл совсем близко. Уткнулся мордой в протянутую ладонь и прикрыл глаза.

Рогнеда осторожно, стараясь не спугнуть, погладила лиса.

– Отойди от него, – напряжённый голос Ивара послышался за спиной северянки.

Рогнеда слышала тихий гул натянутой тетивы, и знала, что сделай она один шаг от лиса, сын старосты в него выстрелит.

– Рогнеда, отойти от зверя, – повторил Ивар, и теперь его голос прозвучал чуть правее.

Рогнеда подвинулась, продолжая загораживать собой зверя, и упрямо дёрнула головой.

– Дай убить его. Иначе они убьют тебя.

Северянка вымученно улыбнулась.

Казалось бы, выбор прост: жизнь или смерть.

«Нельзя, нельзя лиса убивать. Не позволю!» – яростно думала Рогнеда.

С такой же яростью и решимостью, она резко обернулась к Ивару.

От её движения, он и сам дёрнулся, отпуская тетиву.

Стрела просвистела аккурат мимо лица северянки, опаляя щёку сначала холодом стального наконечника, а затем огнём пореза.

Ивар в ужасе опустил лук.

– Я… – начал было он, но Рогнеда только покачала головой и раскинула в стороны руки.

Ей не нужны были особые жесты, чтобы сказать: «Хочешь лиса? Стреляй в меня».

Ивар трясущимися руками поднял лук. Он медленно достал из колчана новую стрелу и натянул тетиву.

Рогнеда видела, что целится он в сторону от неё, но всё равно ощутила укол страха, расползшийся где-то в груди.

«Хватит ли мне сил?» – подумала она.

– Отойди, – надрывно, с мольбой произнёс Ивар.

И тут Рогнеда почувствовала, как тёплая шерсть коснулась её ноги.

Лис вышел из своего укрытия, и уверенно шагнул перед северянкой.

Ивар отпустил тетеву.

Рогнеда беззвучно закричала, отталкивая лиса.

Северянка споткнулась о корягу, скрытую листьями, и упала на колени. Лис скалился на Ивара.

Время как будто замедлилось, и Рогнеда не почувствовала, а, скорее, услышала склизкий звук железа, прорезающего плоть.

Она повернула голову, и удивлённо посмотрела на стрелу, торчащую из её плеча.

Северянка резко втянула ртом воздух, и повалилась на листья.

Рогнеде показалось, что она оглохла. По крайней мере, ей ничего не было слышно, кроме собственного тяжёлого дыхания.

Зато звуки с лихвой заменяла боль. Слепящая, растекающаяся волнами от плеча по всему телу.

Северянка с трудом приоткрыла глаза.

Над ней склонился Ивар, яростно разрывающий свою рубашку на полосы и что-то орущий.

Рогнеда чуть повернула голову, и едва не потеряла сознание от такого простого жеста.

Лис по-прежнему был рядом. Смотрел внимательными жёлтыми глазами. Вот оно, золото! Не померещилось ведь!

«Беги», – Рогнеда сложила пересохшие губы в одно короткое слово.

Но лис не повиновался. Только продолжал смотреть на свою спасительницу.

– Я убью тебя! Это из-за тебя! – яростно крикнул Ивар, бросая разорванную рубашку и снова берясь за лук.

«Беги…» – слабея, повторила Рогнеда.

Ивар выстрелил.

Лис так быстро увернулся, что северянке показалось, будто он расплылся в воздухе.

Сын старосты выстрелил снова.

Лис изогнулся, и стрела вонзилась в дерево.

С каждой новой стрелой Ивар двигался всё медленнее, а лис всё быстрее.

Наконец, зверь развернулся и побежал прочь от охотника. Он так быстро растворился между деревьями, что казался истинным лесным духом.

«А лапа то, здоровая…» – отстранённо подумала Рогнеда, и это стало её последней связной мыслю перед тем, как она погрузилась во тьму.

Дикая Охота

Локка воротился в избу старицы только к следующей ночи.

Охота продолжалась весь день, и озверевшие от неудачи в поимке лиса жители стреляли любого зверя, что попадался им на пути.

В избе вымотанного кузнеца ждала скорбная картина: на столе, с которого грубо были сметены тарелки и лучины, лежала Рогнеда.

На лице её не было ни кровинки, а грудь, как показалось поначалу Локке, не вздымалась от дыхания.

Рядом, уронив голову на руки, сидел сын старосты.

– Я не хотел… Она бросилась, она… – бормотал он, подняв на кузнеца покрасневшие больные глаза.

Локка в один шаг подскочил к дочери и прижал руку к её шее.

Под его пальцами медленно, едва ощутимо трепетала жилка, толкая кровь.

Кузнец быстро осмотрел наспех перевязанное Иваром плечо дочери, из которого всё ещё торчала стрела.

– Боялся вынимать, – запинаясь, пояснил сын старосты. – Чтоб кровью не истекла.

– Вон, – с плохо сдерживаемым гневом прошипел Локка.

Ивар, пошатнувшись, вскочил на ноги.

Ещё никогда кузнец не выглядел так чуждо, так страшно, будто он явился из мрачных сказок о северных варягах, которыми Ивара пугала в детстве мать.

Сын старосты попятился к двери, но из избы не вышел. Не мог уйти. Не простил бы потом себе.

Но, для Локки, с того момента, Ивар перестал существовать.

Северянин ловкими движениями размотал рваную повязку и осмотрел края раны. Запёкшаяся кровь измазала древко глубоко вошедшей стрелы.

Когда Локка коснулся плеча Рогнеды, она выгнулась и с немым криком распахнула глаза.

– Тише, тише, – кузнец прижал дочь обратно к столу. – Тут делов то на один рывок, я и не такие раны видал.

Ивар мог бы поклясться, что кузнец не лгал, и ему приходилось видеть боль куда более страшную. Но на столе лежала дочь Локки, а не какой-то неизвестный воин. Этот факт отражался дрожью в отцовском голосе и болью в глазах.

Локка быстро отошёл к печи, встал на колени и обеими руками взялся за одну из досок, что устилали пол.

Он вырвал её вместе с гвоздями, а под доской оказался мешок, набитый пузатыми бурдюками.